Татьяна Кошкарева, Рустам Нарзикулов
Обозреватели «Независимой газеты»

    Создается впечатление, что окончательному юридическому решению проблемы о так называемых соглашениях о разделе продукции (СРП) мешают некие невидимые препятствия, которые невозможно объяснить с помощью известного перечня причин (политические коллизии, бюрократизм и взяточничество в государственных ведомствах и пр.). Эти препятствия с трудом могут быть втиснуты в распространенные схемы отношений крупнейших западных нефтегазовых компаний и слабого российского государства времен перехода к рынку. Если бы это было не так, то Запад давно нашел бы пути и средства воздействия на неуступчивых чиновников.
    В самом деле минуло 6 – 7 лет с тех пор, как иностранные компании впервые стали прощупывать российских нефтяников на предмет разработки крупных месторождений на принципах «production sharing» (раздела продукции) – одного из трех наиболее распространенных видов контрактов с зарубежным инвестором по добыче природных ресурсов. Правительство РФ в лице Министерства топлива и энергетики считало, что СРП наиболее предпочтительны в сравнении с концессионными соглашениями или сервисными соглашениями «с риском». Все три вида контрактов не сильно различаются по возможным поступлениям в казну, но СРП, при котором западная компания получает свою долю не деньгами, а «натурой» (нефтью), наиболее интересны для долгосрочных инвесторов.
    Во всяком случае инвесторы смогли уверить Минтопэнерго в справедливости этого тезиса и уже к началу 90-х годов были заключены первые предварительные контракты на освоение нефтяных месторождений Сахалинского шельфа, Коми и Нижнего Поволжья. Поступательное движение в развитии СРП не было даже остановлено процессом формирования российских вертикально-интегрированных компаний и начавшейся приватизации в отрасли. В конце концов партнерами по переговорам все равно оставались вчерашние директора нефтегазодобывающих предприятий – ныне президенты свежеиспеченных крупных компаний.
    Лица, заинтресованные в быстрейшем заключении соглашений о разделе продукции, успели даже заручиться поддержкой Бориса Ельцина, подписавшего специальный указ (№ 2285) на эту тему. Дело осталось за малым – принятием Думой соответствующего закона. Инвесторы рассчитывали уже в 1995 году приступить к делу. Дума, однако, приняла закон о СРП только в самом конце минувшего года. Принятие закона, тем не менее, не ускорило процесса, поскольку инвесторы нуждаются в том, чтобы проекты, подпадающие под СРП, были законодательно утверждены в виде отдельного перечня.
    Перечень пока не утвержден в Думе, а кроме того, у СРП появился новый серьезный противник в лице Счетной палаты Российской Федерации. В конце октября минувшего года Счетная палата обнародовала результаты экспертизы перечня проектов, подпадающих под СРП, по итогам которой была поставлена под сомнение необходимость утверждения Думой некоторых договоров, в частности по Тимано-Печерскому нефтяному консорциуму. Еще печальнее дело обстояло с месторождением Приобское, которое Счетная палата рекомендовала вычеркнуть из перечня проектов СРП, которые должны «пройти» Думу, ввиду недостатка необходимой для экспертизы технической и финансовой информации.
    Счастье улыбнулось только сахалинским проектам («Сахалин-1», «Сахалин-2»), реализация которых не связана с попаданием в заветный перечень Думы. По этой причине разработка сахалинских месторождений, как утверждают инвесторы, уже началась. Привилегии Сахалина связаны с тем, что российское правительство приняло на себя договорные обязательства перед иностранными инвесторами еще до принятия Думой Закона о СРП.
    Впрочем, случай с Сахалином – это, действительно, исключение для российской практики крупных нефтяных проектов. Закономерностью же является появление все новых и новых законодательных и переговорных барьеров на пути СРП, как это имеет место с Тимано-Печорой или Приобским. При более внимательном анализе этих препятствий выясняется, что все они, на наш взгляд, имеют схожую подоплеку. Связана она с деятельностью политических и финансовых групп или физических лиц, фактически замещающих государственные интересы собственными корпоративными или частными целями. Подчеркнем, что многолетнее затягивание переговоров по СРП имеет мало общего с отстаиванием национальных интересов России, будь то вопрос о протекционизме по отношению к нефтяной промышленности или о защите интересов федерального или местного бюджетов.
    При отсутствии в структурах власти отлаженных механизмов защиты национальных интересов любая экономическая проблема (в том числе и проблема СРП) превращается в проблему чьих-то частных интересов. И очень-то часто оказывается, что количество защитников российских интересов оказывается обратно пропорциональным качеству этой защиты. Так, к примеру, Счетная палата РФ вряд ли возьмется определить следующее. Доля американской компании «АМОКО» в 15 % в совокупном доходе от эксплуатации Приобского – это много или мало. А если много (или мало), то почему? Дело в том, что определение параметров договоров по СРП требует сложных профессиональных расчетов. Между тем переговорная истина не очень-то интересует круг лиц, причастных к СРП с российской стороны.
    В стране не существует авторитетного органа, профессионализм которого гарантировал бы защиту российских интересов вне зависимости от жесткости или покладистости добровольных контролеров. Образцом в этом смысле могла бы служить норвежская государственная нефтегазовая компания «Статойл», обладающая приоритетными правами на разработку шельфовых месторождений Северного моря. «Статойл» пользуется абсолютным доверием норвежского парламента и правительства благодаря профессионализму и неизменности своих подходов. Ни разноголосицы в духе «новгородского вече», ни коррупционных подвохов в отношениях норвежской бюрократии с транснациональными компаниями на слуху нет. Не в пример рассудительным норвежцам, в России вокруг соглашений о разделе продукции – разноречивая молва и полно желающих заниматься «проверочным бизнесом», начиная от депутатов Думы и заканчивая Счетной палатой. При этом отсутствуют гарантии того, что месторождение Приобское (пройдя через сито контролеров из думской комиссии Петра Романова, аудиторов Счетной палаты, специалистов Экспертного совета при Правительстве РФ и, наконец, представителей Минтопэнерго) будет разрабатываться самым выгодным для страны образом.
    На бойком поприще посредничества вокруг контрактов с иностранными инвесторами много усердия прилагают не только политики, но и предприниматели. Показательна в этом смысле история развития отношений между «АМОКО» и российской компанией «ЮКОС». Несмотря на законодательные препоны, две фирмы уже к 1996 году практически были готовы начать освоение Приобского. Основой для их совместной работы по долгосрочному проекту (жизненный цикл Приобского – около 50 лет) послужили намерения заключить стратегический альянс – третий подобного рода союз в России. До сих пор аналогичные партнерские отношения были налажены между РАО «Газпром» и немецкой фирмой «Винтерсхалл» (дочернее предприятие концерна «БАСФ»), а также между «ЛУКойлом» и американской фирмой «АРКО».
    К середине 1996 года практически было готово к подписанию соглашение о стратегическом альянсе «ЮКОСа» и «АМОКО», который, в частности, должен был провозгласить «главным направлением совместной деятельности» двух компаний «разработку Приобского месторождения нефти». Компании собирались также продекларировать следующее: «ЮКОС» и «АМОКО» осознают, что «стратегический альянс» будет способствовать расширению сферы стратегических интересов компании «ЮКОС», которая продолжает быстрыми темпами трансформироваться в высококонкурентоспособную и прибыльную международную нефтяную компанию».
    Соглашение о стратегическом альянсе не было, однако, подписано. Причина ясна – в декабре 1995 года «ЮКОС» перестал быть государственной фирмой, поскольку 78 % акций компании перешло в собственность банка «Менатеп». Не для того ведь банк ценой колоссальных усилий приобрел «ЮКОС», чтобы заключать договора с американцами на ранее согласованных условиях. И именно представители «Менатепа» сделали так, чтобы соглашение не было подписано.
    В данном случае частный банк в принципе делает примерно то же самое, что делали и продолжают делать политические посредники – пытаться перераспределить в свою пользу часть природной ренты, которая причитается государству. Ведь очевидно, что «Менатеп» не отказывается от сотрудничества с «АМОКО» – он просто пытается извлечь дополнительную выгоду от такого сотрудничества. Но очевидно и другое: «АМОКО» не будет переплачивать за право инвестировать в российское месторождение. Благо при существующем международном дефиците инвестиционных ресурсов свободные деньги есть куда вложить и за пределами России. Далеко ходить не надо, можно, к примеру, заняться инвестициями в шельфовые месторождения Азербайджана.
    Для России очень важны не только прямые последствия окончательного принятия Думой законодательных решений по разделу продукции, но и косвенные выгоды в виде роста заказов и рабочих мест в смежных отраслях, и прежде всего – в сталелитейной, трубопрокатной, машиностроительной. Ведь освоение шельфовых месторождений отличается колоссальной металлоемкостью. Мультипликативный эффект от притока инвестиций в Тимано-Печору, Приобское, Сахалин является одним из основных аргументов для сторонников ускорения заключений соглашений по разделу продукции. Утверждают, что российские поставщики нефтегазового оборудования уже получили заказы на миллионы долларов в ходе реализации проектов «Сахалин-1» и «Сахалин-2».
    Противоположную точку зрения часто высказывают сами производители металлопроката и оборудования, руководители металлургических предприятий, предвосхищающих, что они будут обделены иностранными нефтяными компаниями при распределении подрядов на обслуживание весьма капиталоемких проектов. И основания для таких опасений, увы, существуют. Западные компании, которые намерены вложить многие миллиарды долларов в инфраструктуру российских нефтяных месторождений, склонны разместить заказы на металлопрокат и промышленное оборудование не в России, а на Западе и в Японии по преимуществу. И дело даже не в западных гарантиях качества, а в сложном переплетении интересов и «породненности» финансово-промышленных группировок в сложноустроенном мире ТНК. Да и условия проведения тендеров дают перевес тем компаниям-поставщикам, у которых есть поручительство первоклассных банков, отнюдь не российских. При этом даже более низкие цены российских производителей конструкционных материалов могут оказаться битой картой.
    Официально западные компании объявили (через свой представительный орган в Москве – Нефтяной совещательный форум), что доля России в поставках оборудования и выполнении работ и услуг составит в среднем 70 %. Этот усредненный показатель складывается из следующих элементов (долей российской стороны в видах деятельности): капитальное строительство – 56 %, эксплуатация объектов – 80 %, транспортные услуги – 100 %. Очевидно, что наиболее инвестиционноемким является капитальное строительство, доля России в котором составит всего чуть более половины.
    Следует также учитывать, что Нефтяной совещательный форум не расшифровывает, какова доля российских машиностроителей и металлургов в поставках оборудования. Вероятно, соответствующий показатель «спрятан» в строке «капитальное строительство», дабы раньше времени не разочаровывать отечественных подрядчиков, возлагающих большие надежды на проекты «продакшн шеринг«.
    Многие косвенные признаки говорят за то, что российским компаниям не «светит» перспектива больших подрядов. Так в одном из исследований Нефтяного совещательного форума говорится, что «в первые годы реализации проектов часть узкоспециализированного оборудования, возможно, придется импортировать, хотя в технико-экономическом обосновании проектов предполагается, что российская промышленность в состоянии сейчас или будет способна в будущем производить широкую номенклатуру необходимого оборудования... Имеется ряд признаков того, что с технической точки зрения многие российские компании уже могут конкурировать в производстве и поставке некоторых основных типов оборудования. Достижение конкурентоспособности может потребовать больше времени и усилий». Не исключено, что за этими уклончивыми формулировками кроется нежелание открывать российским поставщикам оборудования и металлопроката сверхвыгодный рынок сбыта на своей же территории.
    Уступать свой внутренний рынок «варягам» из одного только страстного стремления заполучить инвестиции западного капитала было бы опрометчиво. В мире современной экономики так широко, настежь ворота никто не распахивает, как бы не заедала нужда. Спору нет, сами российские производители должны стремиться к ликвидации технологического и конкурентного отставания от иностранных компаний там, где оно неоспоримо, но...
    В старом американском вестерне один удалец делится своим глубокомысленным умозаключением: «В Техасе только техасцы должны грабить банки!» И хотя этот иносказательный пример, в духе грубоватого юмора «джентльменов удачи» времен Дикого Запада, вроде никак нельзя отнести напрямую к цивилизованному нефтяному бизнесу ТНК в России, он тут к месту. А мораль притчи проста: право первой руки – всегда за хозяином территории, куда пожаловали делать бизнес инвесторы со стороны.