Николай Мочалов

    За 125 лет своего существования на родине Ильи Муромца завод пережил минимум две перестройки, одну из которых многие здесь берут в кавычки.
    1871 год. Первое десятилетие вольной жизни после отмены крепостного права позволило подмосковному предпринимателю Кольчугину расширить дело и перебазироваться из-под Серпухова на владимирские просторы. Так что как ни привлекательна легенда про кольчугу для Ильи Муромца, выкованную в этих местах, но название «Кольчугино» идет всего-навсего от фамилии заводчика.
    К моменту «перестройки» 1985 года Кольчугинский завод по обработке цветных металлов давал стране продукции в 120 тыс. т в год! Конечно, это не те размахи, какими гордятся Братск, Норильск или Красноярск. Но, во-первых, кольчугинцы всегда брали не объемами, а «штучной» работой – более полусотни сплавов и чистых металлов в ассортименте. И, во-вторых, для милого, патриархального городка в 45 тыс. человек эти объемы являлись смыслом всей жизни, их надеждой и опорой.
    Коня остановили на полном скаку... Оборонка рассыпалась, как карточный домик, и военпреды перестали частить в эти благословенные места. Другие постоянные клиенты тоже захромали на обе ноги: заказывать бы рады, да платить нечем. Зато этот адрес разведали другие – лихие ребята. Вы помните те смешные и до идиотизма страшные дни, когда Эстония стала первым в бывшем СССР экспортером цветных металлов? Ну так вот, уверяю вас, три четверти этого «экспорта» шло, бежало из Кольчугино!
    Сегодня кольчугинские &la\quo;цветники» напоминают силача, чемпиона мира по поднятию тяжестей, вынужденного баловаться килограммовыми гантелями. Завод работает где-то в четверть силы, плавит – катает по 60 – 100 т в сутки. Но силач не оставляет надежды снова стать первым, не ушел в запой, поддерживает себя в хорошей спортивной форме. Так и хочется сказать: словно ждал нового классного тренера, способного нагрузить его как следует и вывести в лидеры.
    И он явился: красивый, крепкий, все еще молодой и почему-то страшно похожий на «глазника» Святослава Федорова. Та же энергия, та же «аура» и страшное нежелание плестись в конце обоза.
    В середине 1996 года здесь избрали нового директора Николая Мочалова. Когда кто-то из зала предложил изложить биографию Николая Алексеевича, народ зашумел, зашевелился, захмыкал. А чего, мол, ее пересказывать? Рос и вырос на заводе. Поднялся до первого секретаря горкома. Мощно показал себя, работая в коммерческих структурах. Сейчас считает, что завод прекрасно умеет работать и ни черта не умеет торговать – этому его не учили.
    Когда в 1989 году Мочалова «выперли» из первых секретарей горкома партии, Николай Алексеевич повстречал на улице старых знакомых – группу бабушек, для которых, будучи первым, открыл в Кольчугино старую церковь.
    – Здравствуй, здравствуй, милок, – зашелестели бабули.
    – И вы здравствуйте, – отвечал им Мочалов, усмехаясь.
    – Что же это вы? Обещали за меня денно и нощно молиться после того, как открыли церкву. А сами?
    – А мы за тебя, милок, и молились, – дружно заговорили старушки. – Молились, чтобы тебя отпустили из этих... из первых.
    И смех и грех!
    Во все века Личность и Система не подходили друг другу. Система всегда ведет себя точно уборочный комбайн, сшибающий в первую очередь самые высокие колоски – чтобы не выдавались, не задавались. Выход тут, как правило, один. Либо Личность сдается и принимает правила игры, либо Система смягчает свои требования. Но для этого систему нужно сломать.
    Впрочем, есть и третий путь – наиболее перспективный. Не мешайте друг другу. Если можно, помогайте, чем можете. Ищите консенсус, будь он неладен, что попросту означает жить с пониманием, взаимоустраивая друг друга, создавая такие законы, которые не вредят, взимая такие налоги, которые не раздевают догола.
    На границе своего 50-летия Николай Мочалов снова оказался на нуле.
    Говорят, Тэд Тернер, создатель мировой телевизионной системы Си-Эн-Эн, 14 раз поднимался и падал и поднимался вновь. Мочалову тоже было не впервой возвращаться на родной Кольчугинский завод, уходить в старшие мастера на самое гиблое место, поднимать это место до передовых знамен, а затем, соскучившись по горячему делу, вновь уходить на ноль, например, – в коммерцию. Черт его знает, наверное, у кого-то из мочаловских дедов было что-то купеческое, переданное внукам и правнукам. Причем коммерция эта шла по принципу: прибыль – превыше всего, но честь – превыше прибыли.
    Он носился из Кольчугино в Москву – 150 верст – продавал в белокаменной кольчугинскую посуду – делал дело и делал деньги, учился коммерции. Объяснял всем и вся, что теперь все по-другому. Нравится – не нравится, но никто в принципе не поможет, если не захочешь себе помочь сам. Брось пить. Возьмись за ум. Работай минимум восемь часов в день. Учись считать. Не гнушайся любой работы. Не продавайся никому. Учись и учись, как завещали. И снова – вкалывай. И еще: относись ко всему на свете с долей иронии. Не так все страшно. Как говорил великий поляк Станислав Ежи Лец: «В действительности все выглядит иначе, чем на самом деле».

    Его избрали генеральным единогласно. Коллектив – великий учитель. Помнится, когда его «выставляли» из первых, пленум горкома то же не хотел отпускать своего первого. Но было указание «из области».
    Теперь завод сам решал, кто будет у руля: давай, работай, Николай Алексеевич!
    – Мне передали в наследство долги и забастовки, – говорил Мочалов немного спустя после выборов. – Не передали только время для наведения порядка. То, что страна вольно или невольно затеяла три, пять лет тому назад, Кольчугино начинает только сегодня. Но! Я солдат еще живой, как говорилось у Твардовского. Более того: живее многих! Кончился «карантин», выходим из беды, из анабиоза. И теперь каждый будет знать, где ему найти надежного партнера. В Кольчугино. Записывайте адрес...

Р У С С К И Й  Ф О Р С - М А Ж О Р     Удивительно быстро и своеобычно меняется все в этой жизни. Раньше бывало к директору не пробиться – идет вечно действующее производственное совещание. Сегодня все иначе, говорим мы, иронизируя. К директору по-прежнему не пробиться, только теперь он все больше «в области», «в центре», в Кремле... Раньше Центр требовал от Провинции того или иного. Сегодня Провинция требует от Центра: хотя бы не мешайте. Это – минимум.     И еще одно, едва ли не самое главное: взаимоотношения с первыми лицами города и области. Первые не могут – не должны! – быть последними в деле взаимопонимания с работниками. И тут Мочалову, надо сказать, повезло и на городскую «голову» – на Евгения Карпова, и на главу Владимирской области – Юрия Власова. Образовался крепкий треугольник – фигура наиболее прочная и в геометрии, и, главное, в жизни.     Чуть ли не сразу после выборов Мочалова во Владимир нагрянул В. С. Черномырдин. Про то, как Мочалов пробился сквозь строй таких же страждущих поговорить с премьером, говорить не будем. Но – пробился. В результате на свет появилось уникальнейшее постановление Правительства РФ, посвященное... всего лишь одному заводу: «О государственной поддержке акционерного общества «Кольчугинский завод по обработке цветных металлов имени С. Орджоникидзе». 30 млрд. руб. из федерального бюджета (на возвратной до 1 января 1997 года основе) плюс еще 15 млрд. руб. на реализацию заданий, установленных федеральной программой технического перевооружения... за счет перераспределения лимита государственных капитальных вложений, предусмотренных металлургическому комплексу.     В былые времена – орден директору от коллектива за такие инициативы! В нынешние – уже через несколько дней мчит Мочалов в недалекое Софрино, куда – шепнули ему – нагрянет премьер. К бумагам, им подписанным, нужно «приделать ноги». Из Софрино – ночь бессонницы, новая куча бумаг – в Думу.     Каждое утро референты и заместители разводят руками перед посетителями – просителями: у генерального «форс-мажор», что по-русски означает: хочешь жить – умей вертеться.     Премьер – Дума – снова премьер – Минфин – Кольчугино – снова Белый дом... Для кого другого все это давно бы кончилось «желтым домом», но не для Мочалова.