Михаил Аршанский
Заместитель генерального директора по реконструкции и развитию
«Битва за металл» еще долго нам будет аукаться. Самая старая домна на комбинате была задута в 1940 году. Мощности цехов на всех переделах вышли на предел еще в 60 70-е годы, когда износ фондов не перевалил и за 50 %. Но директивная, «под сурдинку», практика планирования роста объемов производства «от достигнутого» изнуряла и людей, и экономику комбината. Планирование инвестиций в последние годы бытия директивной системы окончательно разлучило со здравым смыслом. Дай прирост объемов чугуна, стали, проката чего бы это ни стоило! Один лишний процент, между 99 и 100, стоил инфарктов, авралов, дикого перерасхода ресурсов.
Это напоминает одержимость рекордами в тяжелой атлетике. Атлет, не надрываясь, ставил рекорд, что называется, на одной технике, а потом, чтобы прибавить еще килограмм, принимал анаболики, вымучивал этот килограмм и сваливался с помоста в лазарет.
Советская тяжелая индустрия, у которой немало достижений, все же была, если можно так выразиться, «гиревым спортом». Что изменилось при рынке, когда все работающие стали акционерами? Теперь, чтобы руководить такой махиной, как НИКОМ, не имея над собой такого владыку, как Минчермет, а за спиной государство с его несметной казной, надо быть канатоходцем. Чтобы устоять под ударами такого хаотичного рынка, какой сейчас в России, менеджмент должен быть искусным. Да, сегодня у нас в руках не штанга с набором тяжелых «блинов», а некий шест, инструмент, «настроенный» на закон стоимости, который, как известно, не обманешь. К примеру, если сегодня себестоимость чугуна у нас на комбинате почти такая же, по какой на американском рынке торгуют сталью, то не все наши затраты мировой рынок признает обоснованными. Потому мы в убытке от экспорта, и надо искать решение, как сравняться с конкурентами.
А мы в самом деле идем с шестом по проволоке, рискуя сорваться, когда не на что будет покупать электроэнергию, кокс, агломерат и ферросплавы. Но мы идем и идем, теснимые ценовым произволом монополистов и налоговым прессом, а теперь еще и «реквизицией» наших оборотных средств «под метелку» в счет налоговых недоимок. Казалось бы, выхода нет и уповать остается только на правительство. Но на самом деле, как бы не казалось небо с овчинку, только сами мы можем себе помочь. Надо сбрасывать и сбрасывать затраты ресурсов и живого труда на единицу товарной продукции. И никакой суровой экономией этого не достичь, а только полной сменой технологического уклада. Стоит это сотни миллионов долларов и годы терпеливой черновой работы.
Мне, по долгу службы на комбинате отвечающему за комплекс работ по реконструкции, ощутимо, как драматичен фактор времени. К 2000 году мы должны успеть так обновить основные фонды, чтобы наш чугун, сталь и прокат со всеми российскими непомерными накрутками оказались по себестоимости вровень с японскими, американскими, корейскими аналогами на рынках Юго-Восточной Азии, где не унимается экономический бум и емкость рынков металлов велика. Иначе конкуренты нас сомнут или мягко «подсобят» так упростить структуру производства и класс технологий, чтобы наш уральский гигант с 6 млн. т выплавки металла превратился в черновой придаток, гнал миллионы тонн сырой стали для оборота в хозяйстве конкурентов за грошовую прибыль и даже вовсе без нее. Это не значит, что где-то в Питсбурге или Йокогаме спят и видят как бы нас, уральцев, приковать к тачке как демидовских крепостных. Просто мировой рынок не дает никому поблажки и не тесен только для тех, в ком инженерный разум, деловой расчет и воля к выживанию слитны.
На этом тернистом пути бывают и препятствия, казалось бы непреодолимые, но и редкие праздники. Таким двойным праздником для нас стал пуск этой осенью двух крупных объектов реконструкции: производства по переработке шлаков и второй машины непрерывного литья заготовок.
Непрерывная разливка отечественное изобретение. Но пока мы под прессингом директив нагоняли тоннаж и раздували ресурсоемкость производства на устаревших мартенах и блюмингах, в мире все дружно перешли на непрерывную разливку. А теперь мы наверстываем и к 2000 году пустим еще 4 установки непрерывной разливки. И тогда, наконец, погасим мартены, в которых синим огнем горят наши деньги. Ведь тагильские предприятия платят за электроэнергию до 10 центов за киловатт, а в Канаде тарифы отрегулированы так, что металлургам киловатт обходится в 1,4 цента.
Особо следует остановиться на первенце установке по переработке шлаков. Это гора в 60 млн. т настоящая кладовая энергии, за которую не надо платить. Ведь металл в шлаках уже востановленный, высвобожденный из окислов в доменном процессе. Это наследство НИКОМа с тех невозвратных времен, когда энергия была дешевой. А что такое 3,1 млн. т переработанного в ценное сырье шлака в год? Это 500 тыс. т металлопродукта трех фракций, самая ценная из которых с 90 %-ным содержанием железа годится в конвертерную плавку. Она лучше лома, который на рынке до 100 долл. за тонну.
Из этой кладовой нам кормить сталеплавильные цехи не один десяток лет.
Почему же этого не сделали раньше? Ведь в мире на шлаках делают бизнес уже десятки лет. Но мы в Тагиле не могли подступиться к своему богатству, потому что никто в высоких кабинетах правительственных ведомств и слушать бы не стал, попроси мы 60 млн. долл. хотя бы в долг, чтобы закупить у немцев технологию и построить высокорентабельную фабрику переработки шлаков. Нам скорей бы дали еще больше безналичных средств, отоваренных полноценными и дорогими ресурсами природного газа и всего, что еще понадобится, на сжигание метана в конвертерной плавке или еще на какие-то затратные ухищрения, чтобы выдавить еще 1-2 % прибавки к «валу». Перед императивом «роста» замолкал голос здравого смысла у тех, кто принимал стратегические решения.
Что же изменилось в нашей жизни в корне, при всех бедах и мытарствах кризисной экономики? Раньше мы волей-неволей считали на тонны, а теперь перешли на сквозной денежный счет, планируя день, месяц, годы работы комбината. Этот рыночный денежный счет стал нам привычным, как если бы так было всегда. 70 % всех энергетических, транспортных, сырьевых ресурсов, строительных и проектных услуг в тагильском регионе оплачивает и потребляет НИКОМ. Поэтому, страдая, как и мы, от убытков, неплатежей и засилья бартера, смежники идут с нами на компромиссы, даже если это им не очень выгодно. Успех реконструкции комбината означает шанс на выживание и занятость для всех участников технологической цепочки, конечный товар которой имеет марку НИКОМа.
Нам и смежникам, качканарским горнякам, энергетикам, надо «перезимовать», пока не распогодится на внутреннем рынке, который для нас заведомо выгоднее и перспективней заморского. Когда возобновится спрос на металл в самой России, у нас, уральцев, все должно быть «на ходу», а не в руинах.
Чтобы построить еще один конвертерный цех, четыре машины непрерывного литья заготовок, потребуется 600 700 млн. долл. Такой объем является исключением на российском экономическом пространстве, где продолжается свертывание инвестиций. Отечественные банки таких кредитных линий, как правило, никому не открывают, да и проценты непомерные. Но уже известен крупный европейский банк, который ведет с нами предметные переговоры о 600-миллионном инвестиционном займе. Что в залоге кредита? Думаю, когда банкиры взвешивают, то не последнюю роль играет то, как мы уже распорядились собственными накоплениями на первом этапе реконструкции.
|