Валерий Бадов
Специальный корреспондент журнала «Металлы Евразии»

    Губернатор Россель отложил свой деловой визит на Рейн, где золотятся под солнцем осени виноградники, чтобы отправиться на болотистую пойму речки Мокрая Ольховка под Нижним Тагилом и на глазах толпы и телекамер посадить там березку. Да еще посулить, что на этом месте лет так через двадцать будет шуметь листвой парк. Еще один тонкий саженец березы посадил в стылую землю гендиректор металлургического комбината Юрий Комратов в присутствии партнеров из германских фирм «Эрих Фридрих» и КХД. Лоскутки красной шелковой ленты, разрезанной по ритуалу на открытии нового промышленного комплекса, губернатор и директор оставили себе на память о торжестве.
    В эти самые минуты, когда под хмурым небом уральской осени толпа участников торжества в новеньких разноцветных касках двинулась смотреть, как будут запускать машины технологической цепочки, принявшей первые кубы сырья, с горы донесся отдаленный грохот. Струя раскаленного доменного шлака, изливаемая из опрокинутого ковша, как лава, стекала по склону.
    Нет такого во всей России металлургического гиганта, который не имел бы у себя под боком такой горы, насыпанной за десятилетия работы доменных печей и мартенов. Тагильская гора от подошвы до плоской вершины вознеслась на 60 м. Шлаковые чаши, на которых вывозят отходы, снуют уже полвека в гору и обратно. 60 млн. т шлака хранит гора. Они занимают пахотные земли и являются притчей во языцех для экологов, но и «золотым дном» – на десятую часть гора состоит из чистого железа. Никто на эти клады в прежние годы так и не польстился. Никита Хрущев, помнится, полмира огорошил, начертав рубеж в 300 млн. т годовой выплавки чугуна. Это был апофеоз экстенсивной экономики, к счастью, несбывшийся, потому что шлакоотвалы поднялись бы выше Уральских гор.
    Сегодня, на десятый год от начала преобразований в российской экономике, когда премьер, уралец Николай Рыжков, во всеуслышание заявил о разрыве с экстенсивной моделью развития и твердо произнес заветные слова «самофинансирование» и «самоокупаемость», как новые альфа и омега ведения хозяйства, избавились ли мы от пагубной экстенсивности? Правдивый недвусмысленный ответ на этот вопрос непрост.
    На рубль произведенного национального дохода при «таком» рынке, что мы спроворили за 92-96-е годы, ресурсов мы тратим не меньше, а, увы, больше, чем при Госплане, где все считали на тонны, штуки, киловатты, сводили в балансы, а лишь потом пересчитывали – в рубли. Сегодня, при рыночном обмене продуктов труда, все перешли на денежный, купеческий счет, а добра переводим больше, чем при пресловутой бесхозяйственности, к которой подстрекал отринутый «вал». Сырья теперь навалом, а денег ни у кого нет. Чудеса в этом перевернутом решете правоверных книжных «рыночников», которые замыслили, дескать, все правильно, да на местах, как всегда, напутали и тайком, как «язычники», оглядываются на старое и норовят рынок превратить в «собес». Про козни и алчность монополистов тоже все наслышаны... Не вдаваясь в поиски идеальных, а не какие есть на дворе, рыночных условий, зададим на исходе 1996 года простой вопрос: почему Нижнетагильский металлургический комбинат (НИКОМ), единственный во всей российской промышленности, сдвинул эту гору – переработку доменных шлаков, тонна которых, по прейскурантам директивной экономики, «тянет» на ...30 копеек, а после переработки дает 30 долл. чистого дохода? Если, конечно, слегка округлить. Почему же руководители других металлургических комбинатов при такой фантастической окупаемости инвестиций в шлаковые горы не кидают шапку оземь и не закладывают душу, чтобы такую «мельницу» рыночного счастья заиметь? Вот вопрос – не в бровь, а в глаз.
    Газета «Тагильский рабочий» назвала событие на Мокрой Ольховке знаменательным началом «освоения тагильского Клондайка». И никакого преувеличения здесь нет. В недрах горы Высокой, на горизонте 600 м, содержание железа в рудном теле составляет не 60 % как в демидовские времена и в годы советской индустриализации, а только 20 %. И чтобы эта бедная руда стала пригодным сырьем для доменной плавки, надо затратить столько энергии, труда и здоровья, что только держись. И обходится тонна рудного конгломерата НИКОМу в 200 тыс. руб. А продукт переработки доменных шлаков с содержанием железа до 90 % всего лишь – 50 тыс. руб. за тонну. И такого вторичного сырья новое производство по переработке шлаков будет давать в год более 500 тыс. т при почти нулевых расходах на доставку к домнам, мартенам и конвертерам. Не считая миллионов тонн песка и щебня, перемолотого из шлаков. Нефтяники Сургута считают, что этому щебню с известковой примесью цены нет при отсыпке дорог в болотах – схватывается, и цемента не надо.
    И опять спросим: почему никто в России не опередил тагильчан в том, что во всем мире является делом привычным, – разработке шлаковых кладовых? Сведущие люди ответили на этот риторический вопрос просто: все упирается в ... волю. Не в деньги – кризис инвестиций, дороговизну кредита, долги и налоговые вериги, – а именно в волю гендиректора Юрия Комратова и команды управленцев. Схожее мнение высказал на людях и губернатор Эдуард Россель.
    В самом деле, рынок требует от руководителей недюжинной воли. Но не той, которая делает подчиненных пешками, в дугу их гнет. Иной, присущей миру конкуренции, где главное – следовать избранному долгосрочному выверенному расчету и ни в какую не уступать давлению внешних обстоятельств. И еще – терпеть и отказывать себе в «скоромном», когда другие впадают в соблазн. А соблазн в наше время «тощих коров» простой: чуть подвинуть планку в долях потребления и накопления, коль нет никаких директивных «нормативов» трат предприятия, а зарплаты не ахти какие – кризис! Средняя зарплата на АО НИКОМ 1,170 млн. руб. Ниже, чем на многих предприятиях отрасли, и это не скроешь. Проедать или вкладывать? На НИКОМе, как только получили волю, дали себе зарок затянуть пояса и вкладывать, вкладывать в реконструкцию. Износ фондов комбината превышал 65 %. Комбинат был передельным цехом Минчермета Союза, к флагманам не причислен. С Запсиба гнали миллионы тонн слитков на тагильские блюминги, а конечный передел был в Липецке и у других, не обделенных судьбой заводов-счастливцев, которые выпускали дорогой и ходкий «конечный» продукт, получали лимиты на реконструкцию. Взвесив все, молодой Комратов и его единомышленники, возглавившие комбинат, с острой тревогой в душе поняли: такой устаревший, энергоемкий, допотопный гигант при рыночной конкуренции уже за чертой 2000 года – не жилец.
    Благо выдалось короткое окошко на переломе экономического уклада в России: маржа между мировой ценой на качественный тагильский прокат и его себестоимостью. и НИКОМ пустился в экспортную экспансию. И почти все, что удалось скопить из экспортной выручки, бросил на покупку за границей технологий, ноу-хау, в реконструкцию. Три года труда и 60 млн. долл. своих, «кровных», – это лишь один воплощенный раздел инвестиционной программы 1992 – 2000 годов – шлакопереработка. И вот после пуска, начиная с октября, идет прибыток. Через полтора года – полная окупаемость.
    И следующие 18 лет, в особенности после ввода II очереди шлакопереработки, считай, еще одного завода, НИКОМ будет получать чистую прибыль, пока не сроет и не поглотит в прорве сталеплавильного производства эту железистую гору.
    Не успели отшуметь торжества на Мокрой Ольховке, как следом в середине ноября на комбинате ввели еще одну, вторую установку непрерывной разливки стали (УНРС), стоимостью 180 млн. долл. Создали ее в деловом партнерстве с Уралмашем. Пуск второй УНРС в ноябре, по графику реконструкции, – технологический прорыв. Нет больше нужды в старом блюминге. УНРС выдает готовый товар для экспорта. 300 душ с блюминга высвободится. На добрую треть упадет энергоемкость сталеплавильного передела. Не будет уходить в обрезь треть товарного металла. К черту изложницы и другую архаику! А шестую доменную печь с расширением мощностей нового конвертерного цеха к новому году консерируют на стоянку. Самая мощная домна на комбинате, шестая, пожирательница дорогого кокса и электроэнергии, в аккурат отработала нормативный срок до капитального ремонта.
    Дел с реконструкцией впереди невпроворот, и в точном соответствии с поговоркой «бедному жениться - ночь коротка» по экспорту ударил заморозком «валютный коридор», в одночасье опрокинув былую его доходность и прибыльность. Экономика комбината оказалась серьезно травмирована неестественным удешевлением доллара на внутреннем рынке при продолжающемся скачке цен на ресурсы. Но здесь, в Тагиле, считают, что НИКОМ, на котором, как земля на китах, стоит экономика всего тагильского региона, за счет темпа реконструкции, умного использования накоплений уже успел миновать «точку возврата» вспять, к безвременью изжитого технологического уклада.
    Вот несколько вех, которые выдают размах притязаний Ю. С. Комратова и его команды. Цифры говорят сами за себя. На старте реконструкции, в 1992 году затраты живого труда на единицу продукции составили 19,0 человеко-часа. В 2000 планируется – 9,76, ниже, чем в металлургии США в 1991 году. Энергоемкость выплавки 1 т стали между 1992 и 2000 годами должна сократиться примерно на треть и приблизиться к японскому уровню. Расход железорудного сырья на тонну чугуна в пересчете на железо неплохой и в 1992 году (1,025) к 2000 году сократится до 0,975. Для сравнения: у Японии, мирового лидера, – 0,955.
    Конечно, жизнь еще внесет поправки в эти директивы, порожденные не чужой, а собственной волей, но вектор движения ясен – конкурентоспособность стали со старинной маркой «Старый соболь» на внутреннем и мировом рынке. И эта сверхзадача обойдется тагильчанам в 1,5 млрд. долл. затрат. Эти деньги надо взять из амортизации, доходов от экспорта да еще и за счет валютных кредитов от иностранных крупных банков – за божеские, цивилизованные, а не ростовщические проценты. И Инкомбанк, с главой которого В. Виноградовым Ю. Комратов действует заодно в Экономическом форуме России, уже подыскал в западном финансовом сообществе потенциальных кредиторов дальнейшей реконструкции НИКОМа. Да и присутствие представителей Европейского банка реконструкции и развития на пуске производства переработки шлаков и новой УНРС о многом говорит.
    Конечно, события этой осени на НИКОМе, связанные с завершением важного этапа реконструкции, требуют не беглого, а обстоятельного рассказа об этом «оазисе» инвестиционной активности на Урале. Предоставим слово на страницах журнала «Металлы Евразии» самим участникам и организаторам дела.