Евгений Толстов
Главный инженер НГМК


    Как известно, Навоийский горно-металлургический комбинат создавался для добычи урана. Но со временем произошла смена приоритетов. Сегодня в центре внимания - золотодобывающий комплекс. Такое распределение ролей вполне оправдано и с экономической, и с политической точки зрения. В бюджете НГМК добыча и реализация золота занимает 80%, к тому же - это государственный заказ, а на долю урана приходится не более 15%. Существует еще одна причина, технологическая. Если развитие производства золота в сегодняшних условиях требует значительных усилий, связанных с технической модернизацией, внедрением новых методов добычи и переработки, то в технологиях получения урановой продукции мы, можно сказать, достигли степени совершенства. Весь производственный цикл идеально отлажен. Он не предполагает каждодневного вмешательства, не требует капитальных вложений, не создает руководству комбината особых проблем. Работает и работает.
    В добыче золота, при всех несомненных достижениях, НГМК движется в русле развития общемировых тенденций. В производстве урана мы намного опередили мировой уровень. У нас на практике применяются такие методы, которые на Западе известны только в теории, или, в лучшем случае, - например, в лаборатории штата Небраска - исследуются на стадии опытных работ.
    За более чем сорокалетнюю историю существования комбината урановое производство прошло несколько технологических этапов. И каждый такой шаг сопровождали решения инновационного характера, обращенные в будущее.
    В 1959 году, когда предприятие только создавалось, уран добывали подземными горными работами, по технологии, заимствованной в угольной промышленности. Те же забои, те же отбойные молотки и угольные комбайны. Эту технику приходилось приспосабливать и переделывать на месте - специализированное машиностроение для новой отрасли тогда еще не успели развернуть. Добыча велась в тяжелейших условиях. Обводненность, жара, неустойчивость пород, радиационный фон. Самое опасное здесь - эманация, выделяющийся радон, с которым в замкнутом пространстве было очень трудно бороться. Вопросам экономики производства и себестоимости продукции вообще не придавали принципиального значения. Цель была одна: страна ковала ядерный щит.
    Следующий этап - переход к открытым горным работам. Комбинат строит карьеры, постепенно закрывая шахты. Этот способ добычи уже более производительный и менее опасный. Но технологическая схема, в сущности, - та же самая. Добывали руду, грузили в вагоны и везли в Навои для переработки в конечный продукт.
    Подлинная смена всей технологической формации в горном деле началась, когда НГМК стал внедрять способ подземного выщелачивания урана. Наверное, еще очень долго будут выяснять, кто был родоначальником этой технологии - мы, или американцы, или какая-то другая страна (подобно тому, как до сих пор не решен вопрос об изобретателе паровоза). Но чтобы не втягиваться в спор по поводу приоритета, скажем скромнее: мы первыми начали применять и совершенствовать этот способ в промышленных масштабах. Новая схема работала следующим образом. В пробуренные скважины закачивались кислотные растворы, в рудном пласте происходила реакция, и оттуда уже поднимался жидкий продукт, который потом обогащали и доводили в заводских условиях до определенных стандартов.
    Пришел день, когда технология ПВ окончательно вытеснила традиционные способы добычи урана. Сначала были прекращены подземные, а затем и открытые горные работы. Этот момент совпал с известными событиями в жизни страны. Сменились все политические и экономические ориентиры. Отныне надо было думать не только о плановых показателях, но также - о величине затрат, об антидемпинговой кампании, которую развернули США, о состоянии мирового рынка, где цена урана опустилась до рекордно низкого уровня 6,5 долл. за фунт.
    Мы производили в это время около 3 тыс. т закиси-окиси урана в год. И вот тогда встал вопрос по существу: надо ли комбинату вообще добывать уран? Сырьевая база у нас достаточно надежна. Разведанных и подтвержденных запасов хватит на 50 лет работы. Прогнозные ресурсы, по оценкам, еще более значительны. Взвесив свои возможности, мы приняли решение сохранить эту отрасль и найти такие варианты ее развития, которые бы позволили поддерживать стабильное производство урана вплоть до начала оживления рынка.
    Прошло десять лет, цена по-прежнему низкая. Комбинат был вынужден на 20-30% сократить объемы добычи. Тем не менее, и в условиях неблагоприятной конъюнктуры на мировом рынке урановое производство приносит нам высокую прибыль.
    В этот период был совершен еще один технологический скачок: НГМК перешел к добыче урана безреагентным способом. Идея заключается в том, что мы уже не подаем в пласт серную кислоту, как прежде, а работаем при помощи воды и воздуха, инициируя тот растворитель, который содержится непосредственно в самих недрах.
    Комбинату новая технология принесла целый ряд преимуществ. С экономической точки зрения - это снижение затрат на производство 1 кг урана минимум на 50%. Отпала необходимость применять нержавеющую сталь, поскольку оборудование, трубопроводы и емкости больше не контактируют с агрессивной средой. Не нужно тратить средства на кислоту, которая занимала до 30% в себестоимости продукции. С точки зрения охраны труда - это отсутствие опасности при работе. А самое важное преимущество - резкое уменьшение затрат на рекультивацию земель.
    Интересно проследить, как менялось воздействие нашего производства на окружающую среду в зависимости от способа добычи. После подземных горных работ остаются шахтные выработки, стволы, после открытых - затопленные карьеры и отвалы (в районе Учкудука и сейчас лежит миллиард кубометров грунта). Технология ПВ на поверхности, вроде бы, следов не оставляет, но подземные воды по экологическим характеристикам резко сдвигаются в худшую сторону. Когда мы воздействовали сильным реагентом (именно так продолжают сейчас работать зарубежные компании), то кроме урана в раствор переходили и другие элементы таблицы Менделеева железо, алюминий, тяжелые металлы и т.д. До начала работ в пластовых водах было 3 г солей на литр по сухому остатку, а когда мы уходили с полигона - 43 г, т.е. на порядок выше. Сегодняшняя безреагентная схема выщелачивания оставляет солевой состав практически неизмененным. Это избирательный метод. Он, словно скальпель, отсекает только уран.
    Казалось бы, после того, как мы научились вырабатывать реагент непосредственно в рудных пластах и тем самым превратили недра в один из цехов предприятия, двигаться уже некуда. Но движение продолжается. Сейчас в полупромышленном масштабе осваиваем метод бактериологического выщелачивания урана. Эта технология дополняет безреагентный метод, но, по сути, становится новым этапным шагом. Мы работаем над проектом уже год. Созданы необходимые установки, подготовлены штаммы бактерий, и есть первые обнадеживающие результаты. Рассчитываем, что новый метод позволит нам повысить содержание металла в растворе до 40 % - при тех же затратах которые мы несем сегодня.
    Возможно, существует прямая зависимость эффективности горного производства от методов воздействия на природную среду. Чем грубее подходишь к разработке месторождений - тем дороже по затратам и хуже по экологическим последствиям, чем деликатнее - тем экономичнее, выгоднее и проще. Думаю, что если бы выбор технологии определялся именно таким образом - не с точки зрения объема, а с точки зрения отношения к природе, - то и производственные результаты были бы лучше.
    Высокую оценку нашим технологиям дали авторитетные международные организации, осуществляющие контроль в сфере атомной промышленности. К нам приезжали комиссия МАГАТЭ и представители шведского отделения МАГАТЭ (это отделение имеет репутацию самого придирчивого). Они побывали на всех объектах производственно цикла. В отчетах, составленных по итогам проверок, нет замечаний. А на словах наши коллеги, специалисты с высоким уровнем подготовки и большим опытом, не раз выражали удивление тем, что добыча урана может быть так безупречно организована в экологическом отношении.
    В НГМК уран добывают три рудоуправления. Два из них занимаются в основном ураном, добывая в среднем по 800 т в год. И еще одно - многопрофильное Северное РУ имеет в своем составе урановый рудник, работающий примерно на таком же уровне. Схематично организация производства выглядит следующим образом. В каждом уранодобывающем рудоуправлении - по три рудника, нередко разбросанные в пустыне на 100 км друг от друга. В центре построен небольшой город на 10 тыс. населения (Южное РУ - г.Нурабад, РУ №5 - г.Зафарабад). Дирекция рудоуправления занимается не только производством, но и самим городом, социальной сферой и всей системой жизнеобеспечения. Рудники добывают уран и путем химического передела доводят его концентрацию примерно до 0,5 г на 1 л в растворе. Технология позволяет весь цикл завершать на месте, но пока в этом нет производственной необходимости. Растворы в цистернах доставляют в Навои на завод, и здесь элементарным способом, не требующим особых затрат (прокаливание, обезвоживание и т.д.), из них получают 100 %- ную закись-окись урана. Этот продукт затаривается в посуду в соответствии с установленными международными стандартами и отправляется зарубежным фирмам по долгосрочным контрактам, на спотовый рынок и т. д.
    На мировом рынке природного урана назревают перемены. Атомная энергетика постепенно выходит из стагнации, появляются крупные проекты, связанные с модернизацией и строительством новых АЭС, вырабатываются накопленные ранее запасы ядерного топлива. Думаю, ждать осталось недолго. Не сегодня-завтра многолетний спад продаж сменится ажиотажным спросом, произойдет резкое повышение цен. И для тех, у кого есть подготовленные к отработке месторождения и современные технологии, начнется настоящее дело. Навоийский горно-металлургический комбинат пережил период неблагоприятной конъюнктуры, сохранив свой потенциал, и располагает всеми необходимыми ресурсами для существенного увеличения производства урана.
    В связи с этим хотелось бы коснуться некоторых проблем международного сотрудничества. Недавно мы подписали контракт с Китаем о продаже технологии безреагентного выщелачивания. НГМК предоставляет технологический регламент. Наши специалисты за 22 месяца должны эту технологию отработать на опытном участке применительно к месторождению. А в дальнейшем китайцы самостоятельно будут вести добычу и в течение следующих 10 лет платить нашему комбинату определенный процент с каждого килограмма добытого урана. Общая сумма, которую получит НГМК от продажи своей интеллектуальной собственности, оценивается в десятки миллионов долларов.
    Получилось с Китаем, но почему-то пока не получается с коллегами в странах СНГ, хотя, как нам кажется, существуют все предпосылки для успешного сотрудничества. Например, на Украине есть месторождение урана, которое нельзя разрабатывать традиционными способами, поскольку рядом - источники питьевой воды. Вот где наша технология просто незаменима. Тем более, что месторождение там богатое, а Украине нужна энергетика.
    Еще более широкие возможности существуют для развития деловых отношений с Россией. Страна, располагающая мощной атомной промышленностью, осталась без достаточной сырьевой базы, не имеет современных технологий добычи урана и специалистов, владеющих этими технологиями. Сегодня Россия потребляет уранового сырья вдвое больше, чем производит. Понятно, что долго так продолжаться не может.
    Мы об этом знаем, и держим для России, для Минатома РФ, открытую дверь. Но ситуация складывается парадоксальным образом. С предложениями о создании совместного предприятие по добыче урана к нам обращаются другие государства - от США до ОАЭ, и соответствующие проекты готовятся. С российской стороной - пока только разговоры, малозначащие протоколы о намерениях и больше ничего. Конечно, НГМК тоже заинтересован в сотрудничестве, но не до такой же степени, чтобы постоянно быть инициатором. Ведь принцип коммерции простой: покупать надо, пока дешево, а продавать, когда дорого. И если завтра конъюнктура изменится, шанс может быть потерян.