Василий Михеев
Заместитель директора Института Дальнего Востока РАН, доктор экономических наук

    Китайские реформы вступают в качественно новый этап развития. Его основным содержанием являются интенсификация, ускоряемая маркетизация и интеграция китайской экономики в глобализирующуюся мировую экономику. Знаковыми событиями в этой связи стали, во-первых, изменение китайской конституции, уравнивающее частную собственность в правах с государственной. Во-вторых – заключение торгового соглашения с США, открывающего по существу Китаю путь в ВТО. В-третьих – изменившееся отношение Пекина к многостороннему сотрудничеству в Восточной Азии.
    Вплоть до 1999 года Китай крайне осторожно шел на экономическое и финансовое взаимодействие с партнерами по региону, предпочитая не поднимать его на высший уровень. В прошлом году на манильском саммите в формате АСЕАН плюс три (Япония, Южная Корея, Китай) Китай впервые заявил о готовности участвовать в региональной интеграции. Причем в Маниле обсуждались весьма радикальные направления интеграции: поэтапное создание таможенного союза, общего рынка, единой валюты и единой региональной экономики по примеру ЕС. В апреле 2000 года Китай вступил в первый для себя региональный таможенный союз – Бангкокскую пятерку, объединявшую Таиланд, Индию, Бангладеш, Шри-Ланку и Южную Корею, что можно рассматривать как подтверждение серьезных интеграционных намерений Пекина.
    Наконец, еще одной важной характеристикой нового этапа китайских реформ является акцентированная ставка на высокие технологии. Несмотря на то что доля наукоемких отраслей в промышленном производстве Китая составляет всего несколько процентов, темпы их роста в первые месяцы 2000 года достигли 30 – 50 % в годовом исчислении. Концепции "экономики знаний" и постиндустриального общества претендуют на роль базовых постулатов при корректировке модели экономического развития Китая. Китайский интерес к новой волне постиндустриализма вызван, как представляется, двумя обстоятельствами. Эта концепция помогает обосновать необходимость усиления роли научно-технического компонента в реформировании экономики КНР и в какой-то степени деидеологизировать процесс осмысления конкретных проблем, не отвергая саму идею "социализма с китайской спецификой", содержанием которой является создание современной рыночной экономики при сохранении монополии на политическую власть и идеологию в руках компартии.

    Что меняется в стратегии развития
    Если изложить решения последних китайских партийных и государственных форумов на макроэкономическом языке, то суть корректив модели развития Китая в начале нового столетия можно свести к следующим ключевым моментам:
    – переход от преимущественно экстенсивных к интенсивным факторам роста за счет внедрения новых технологий, повышения качества инвестиций и труда;
    – реформа государственных предприятий посредством их акционирования (или же закрытия, если речь идет о нерентабельных) и создания крупных промышленных корпораций, конкурентоспособных на мировых рынках, по типу южнокорейских чэболь. Государство активно поддерживает агрессивное продвижение на мировые рынки товаров и, что является новым для Китая, торговых марок первых таких корпораций – Konka (телевизоры), Haier (холодильники, кондиционеры), Huawei, Legend (компьютеры);
    – подготовка к приватизации и либерализации финансовой сферы, на 90 % остающейся сегодня в руках государства;
    – использование государственного контроля над "командными высотами" экономики (энергетика, финансы, транспорт и т.д.) для увеличения инвестиций в развитие инфраструктурных проектов, в основном в менее развитых западных экономических районах Китая, и увеличения совокупного потребительского спроса;
    – повышение статуса частной собственности, которой теперь не просто дозволяется существовать и развиваться, но при этом иметь равные права (пока больше де-юре, чем де-факто) с собственностью государственной;
    – придание нового дыхания реформе аграрной сферы посредством замены системы многочисленных платежей местным органам власти единым федеральным сельхозналогом;
    – инвестиционное и налоговое стимулирование мелких и средних предприятий в промышленности и сфере услуг, на которые приходится около 30 % ВВП Китая и более 20 % всех занятых в китайской экономике;
    – реформирование системы социального обеспечения в направлении создания пенсионных фондов, страховой медицины, платного и кредитуемого высшего образования;
    – трансформация политики "открытости" в политику интеграции в региональные и глобальные финансово-экономические институты и нарождающиеся интеграционные группировки.
    Подобная корректировка экономической стратегии стала реакцией китайского руководства на реальные проблемы национальной экономики, обусловленные уже не столько логикой перехода от командно-распределительной системы к рыночной, сколько логикой функционирования самой, пусть еще не достаточно развитой, рыночной системы. Здесь важно заметить, что характерной чертой и преимуществом китайского экономического моделирования, конечно, далеко не идеального и не свободного от ошибок, является то, что разработка экономической стратегии осуществляется, исходя из реальных проблем экономики, а не абстрактных теоретических схем.

    Государство – двигатель и тормоз
    Финансовый кризис 1997 – 1999 годов поставил перед азиатско-тихоокеанским сообществом, частью которого является и Китай, ряд острых вопросов. Как эффективнее адаптироваться к вызовам глобализации мировой экономики, использовать ее возможности для экономического роста и при этом избежать негативных последствий? Каким образом синхронизировать экономическую и финансовую политику стран АТР и приступить к мониторингу внутрирегиональных и межрегиональных финансовых потоков – с тем, чтобы уберечься от новых финансовых катаклизмов и в то же время не пойти по пути запретительного контроля над деятельностью иностранного капитала? Как, наконец, сочетать политику открытости – обязательную предпосылку и одновременно следствие растущей экономической взаимозависимости стран – с обеспечением национальных экономических интересов и экономической безопасности? При этом осознание азиатскими соседями Китая необходимости многостороннего сотрудничества перед угрозой повторения кризиса предоставляет КНР новые возможности решения национальных экономических проблем.
    К наиболее тревожным современным проблемам китайской экономики можно отнести дефляцию, государственный долг, рост безработицы, а также предстоящее решение сложнейших задач: реформирование банковской системы и государственных предприятий, выбор оптимального валютного курса, поддержание темпов роста экспорта, обеспечение энергетической безопасности.
    Проблема дефляции за последние два – три года превратилась в одну из серьезнейших проблем мировой экономики. В 1998 – 1999 годах уже и в Китае впервые за годы реформ наблюдалось снижение внутренних цен на 1 – 2 %. Очевидная опасность дефляции – в том, что вслед за падением цен наступает падение внутреннего спроса, чреватого в условиях рыночной экономики снижением деловой активности и сокращением производства. Непосредственными причинами дефляции в Китае стали сокращение практически до нуля темпов роста экспорта, как косвенное следствие азиатского финансового кризиса, и структурная несбалансированность в экономике. Сохраняющаяся государственная поддержка неэффективных крупных предприятий приводит к перепроизводству традиционной для китайской экономики номенклатуры товаров, что, в свою очередь, ведет к превышению предложения над спросом с соответствующими ценовыми последствиями.
    Увеличение государственного долга связано с государственным стимулированием внутреннего спроса, как средства борьбы с дефляцией, за счет увеличения бюджетных расходов и роста дефицита госбюджета. Последний, по официальным данным, возрос с 0,8 % ВВП в 1996 году до 1,2 % ВВП в 1998 и до 1,8 % ВВП в 1999 году. Учитывая, что в Китае традиционно относят в доходы бюджета поступления от реализации государственных ценных бумаг государственным банкам, реальный дефицит госбюджета можно оценить в размере около 20 % ВВП.
    Реформа государственных предприятий осуществляется, исходя из следующих принципов:
    – преобразование государственных предприятий в разного рода компании – полностью основанные на государственном капитале, с контрольным паем государства, акционерные компании, компании с ограниченной ответственностью;
    – более четкое определение прав и интересов инвесторов и обязательств предприятий перед ними;
    – совершенствование статуса предприятий как юридических лиц, располагающих самостоятельными имущественными правами, что открывает путь к возложению ответственности за работу именно на предприятия, а не на государство;
    – усиление научного подхода к организации "внутрифирменного" управления.
    Нынешняя реформа стала уже пятой по счету концепцией реструктуризации госпредприятий. Однако, как и любая структурная перестройка, она не обходится без социальных издержек. В Китае наблюдается всплеск безработицы. По данным специальных социологических исследований, сегодня число официально зарегистрированных городских безработных превышает 5 млн. человек. Фактически безработных в городах насчитывается около 30 млн. Плюс к этому – 180 млн. человек в сельской местности, занятых менее трех месяцев в году. Цифра получается огромная – 215 млн. безработных, или около 30 % трудоспособного населения. Рост безработицы ведет к увеличению количества нелегальных эмигрантов в страны Юго-Восточной Азии, в США, Японию и Россию. Учитывая численность китайского населения, даже незначительное в процентном отношении увеличение потока нелегалов не просто осложняет социальную обстановку в соседних странах, но и превращает проблему китайских нелегальных иммигрантов в проблему если не глобального, то по крайней мере регионального уровня.
    Задача увеличения экспорта и проблема валютного курса. Приостановка роста китайского экспорта и относительное падение конкурентоспособности китайских товаров с конца 1997 до середины 1999 года, когда рост китайского экспорта возобновился, стали косвенным следствием азиатского финансового кризиса. Обвал ряда азиатских валют, во-первых, поставил экспортеров из этих стран в более выгодное по сравнению с китайскими конкурентами положение на рынках, а во-вторых, уменьшил импортный спрос на китайскую продукцию. С точки зрения национальных интересов, естественным ответным ходом Китая должна была бы стать девальвация юаня. Однако мощное политическое давление на Китай со стороны соседей и опасения самого китайского руководства относительно того, что девальвация юаня может вызвать новую волну региональных финансовых потрясений, удержали Пекин от этого, на первый взгляд, очевидного шага. Проблема не снята. Судя по таким показателям, как соотношение валютных резервов и наличной валюты в обращении и разница между официальным курсом юаня и его курсом на черном рынке, курс китайской валюты завышен сегодня примерно на 20 – 30 %.
    В последнее время в китайской научной литературе появляется много трудов, обращающих внимание на негативные стороны китайской реформы. К одной из острейших проблем исследователи не без оснований относят социальное расслоение, концентрацию богатства в руках немногих при преобладании в социальной структуре общества людей малоимущих. По данным специального социологического обследования, в 1995 году 7 % наиболее богатых семей Китая обладали 30 % всех денежных средств страны, тогда как на 40 % бедных и малообеспеченных семей приходилось менее 12 %. Попытки решать социальные проблемы в соответствии с задачами повышения общей экономической эффективности – путем коммерциализации системы распределения жилья, образования и здравоохранения – лишь увеличивают разрыв между теми, кто сумел заработать или "прикарманить" деньги, и теми, кто этого не смог сделать.
    Прогнозируя быстрый – на уровне 3,3 % в год – рост потребностей китайской экономики в энергоресурсах в 2000 – 2010 годах, китайские аналитики указывают на грозящую нехватку национальных запасов нефти, газа и угля для удовлетворения спроса на энергоносители. При этом они увязывают китайскую энергетическую безопасность с азиатско-тихоокеанской энергетической безопасностью в целом. По прогнозам, к 2010 году доля стран АТР (без США и России) в мировом потреблении энергоресурсов вырастет до 28 %, тогда как их доля в мировых запасах газа к тому времени будет находиться лишь на уровне 7 %, а нефти – 4 %. Выход из возможного кризиса Китай видит в налаживании региональной кооперации, в том числе с участием Японии и России, в области азиатской энергетической безопасности.
    При обсуждении проблем развития финансово-банковской системы современного Китая приходится сталкиваться с двумя противоположными мнениями. Западные аналитики склонны считать ее слабой, несовременной, находящейся в предкризисном состоянии. В России, напротив, многие видят в ней чуть ли не образец для подражания и основу стабильности на этапе перехода от социалистической распределительной к рыночной экономике. Тезис, выдвигаемый в данной статье, состоит в том, что сила и слабость китайской финансово-банковской системы обусловлены одним и тем же обстоятельством – ее адекватностью реальной экономике Китая, находящейся пока лишь на пути к полноценному рыночному хозяйству западного образца. В 90-е годы, в отличие от первых лет реформ, уже используются рыночные, а не командно-распределительные механизмы. Отсюда следует, что и финансово-банковская система Китая занимается обслуживанием кредитно-денежных потоков, а не учетом централизованно распределяемых материальных ресурсов. С другой стороны, сфера влияния рыночной экономики все еще существенно ограничена государственным вмешательством (например, убыточные промышленные предприятия нередко не банкротятся, а получают финансовую подпитку со стороны государства), что влечет за собой и ограничение рыночного функционирования всех финансовых институтов страны.
    Объем невозвратных ("плохих", т.е. просроченных и безнадежных) кредитов достигает 400 млрд. долл., что составляет 40 % остатка непогашенных кредитов и примерно такую же долю от ВВП Китая. Данный показатель выше, чем в Японии, Южной Корее, на Тайване. Главная причина "плохих кредитов" кроется в сохраняющихся элементах директивного планирования, наложенных на систему рыночных отношений.
    Другой болезнью китайских финансов является неэффективное использование кредитных ресурсов. Отношение показателя М2 (деньги в обращении плюс все депозиты) к ВВП достигло в настоящее время 130 % – один из самых высоких показателей в мире. При этом объем депозитов населения в банках составляет более 600 млрд. долл. (по 500 долл. на душу населения), т.е. свыше 60 % ВВП. Задача превращения сбережений в инвестиции является одной из ключевых для китайской финансово-банковской системы. Ее решению препятствует монополия четырех государственных банков, на которые приходится 90 % сбережений и более 70 % инвестиций на рынке капиталов. Государственные банки финансируют в основном государственные предприятия, куда в 90-е годы поступало 85 – 90 % всех выданных госбанками кредитов, и продолжают настороженно относиться к частному бизнесу, несмотря на конституционное закрепление его равноправного статуса. В Китае крайне низок такой показатель банковской надежности, как "норматив достаточности капитала" (доля собственного капитала в общих активах, "capital adequacy ratio"). По разным оценкам, только в 1999 году Китай выпустил специальные казначейские обязательства на сумму от 30 млрд. (официальные расчеты) до 60 млрд. долл. (оценки иностранных финансовых аналитиков) для того, чтобы довести этот показатель по четырем крупнейшим банкам до уровня 6 %, рекомендованного ОЕСР для стран – членов этой организации. Чтобы повысить этот уровень до 10 %, что считается приемлемым для развивающихся государств, Китаю потребуется порядка 100 млрд. долл. (около 10 % ВВП страны).
    Другими слабыми элементами китайской финансовой системы являются:
    – отсутствие свободной торговли национальной валютой (за исключением экспортно-импортных операций);
    – поддержание по существу привязанного к американскому доллару курса юаня за счет валютных резервов, объем которых, впрочем, является одним из самых больших в мире (150 млрд. долл.);
    – ограничения на приток иностранных портфельных инвестиций: в Китае существует разграничение фондового рынка на два сегмента, на главный из которых иностранные инвесторы не допускаются. По объему капитализации соотношение между двумя рынками акций – серии "А" (только для китайских инвесторов) и серии "Б" (только для иностранных инвесторов) – составляет 9:1;
    – сложная многодневная процедура вывоза иностранцами капиталов из страны (за исключением платежей по текущим операциям).
    Дополнительную для Китая проблему, и вместе с тем источник развития, представляет собой финансовая система Гонконга, играющая роль моста между китайской экономикой и мировым финансовым рынком и к тому же весьма развитая и открытая по международным стандартам. Поддержание в равновесии фондового и валютного рынка Гонконга жизненно важно для Китая. И несмотря на собственные большие валютные резервы (порядка 100 млрд. долл.) этого нового особого административного района Китая, решение данной задачи требует от Пекина постоянного мониторинга динамики финансовой ситуации в Гонконге и определенных финансовых затрат, необходимых для того, чтобы защитить гонконгский доллар от периодических атак международных финансовых спекулянтов.

    Ловушки для Китая: прогресс или стабильность?
    Переход к новой модели социально-экономического развития таит для Китая своего рода экономические и политические ловушки. Первая из них – финансовая. Как избавиться от плохих кредитов и нерентабельных государственных банков, как подтолкнуть рост внутреннего спроса, освоить новые малонаселенные и неразвитые экономические районы и при этом (а) сохранить "командные высоты" в руках государства и (б) не превысить той величины дефицита госбюджета, за которой может быть поставлена под вопрос финансовая стабильность страны?
    Вторая ловушка связана с вопросом, как повысить эффективность госпредприятий и избежать роста безработицы сверх пределов социально-политической стабильности?
    Третья ловушка – внешнеэкономическая. Насколько китайское руководство будет готово допустить усиление контроля иностранного капитала – после вступления страны в ВТО – над сферой финансовых услуг? Насколько оно будет готово поделиться финансовой властью с иностранцами и при этом сохранить способность компартии Китая и государственной власти определять стратегические направления развития экономики?
    Четвертая ловушка – интеграционная. Она пока лишь "маячит" в неясных контурах будущей азиатской интеграции и тем не менее: каким будет отношение Китая к перспективам финансовой интеграции региона? Согласится ли Пекин на деле признать йену в качестве основы будущей единой азиатской валюты или станет противодействовать, выдвигая альтернативные варианты, в том числе и на основе китайского юаня? Есть и еще один аспект. Успех китайских реформ во многом будет зависеть от успешной адаптации страны к процессам региональной экономической интеграции и от правильности учета требований глобализации и регионализации во внутренней стратегии экономического развития КНР. Шанс избежать этой ловушки зависит от способности Китая найти баланс, "сформулировать компромисс" между национальными и региональными экономическими интересами. Дело это для Пекина весьма сложное: в китайской экономической модели пока доминирует исключительно национальный интерес. Внешний мир лишь используется в национальных целях. Уступки требованиям извне вынужденные, а не вызванные широким видением региональных и мировых проблем.
    Пятая ловушка – политическая. Можно ли дальше идти по пути реформ, исповедуя принципы "социализма с китайской спецификой", т.е. рыночной и интегрирующейся экономики при монополии компартии на политическую власть? И если в краткосрочном плане ответ на этот вопрос определенно выглядит положительным, то в среднесрочной и долгосрочной перспективе – по мере концентрации частного капитала в Китае, роста среднего класса и прихода нового поколения китайских политиков с американским образованием и сильными потребностями в плюрализме идей и демократической процедуре выборов властей – ответ уже не представляется столь однозначным.
    Наконец, шестая ловушка – внешнеполитическая. Раздражителем здесь может стать Тайвань. Однозначно негативное отношение к проблеме его суверенитета, угрозы применить военную силу, если Тайвань не согласится на объединение с Китаем до 2005 – 2007 годов, ухудшают внешнеполитический имидж Китая и осложняют его отношения со странами Запада. С другой стороны, КНР не может отказаться от требования объединения с Тайванем, рассматривая отказ от идеи объединения как прецедент, способный дать толчок сепаратистским движениям в других частях страны – в Тибете, Синьцзяне – и ослабить международные позиции Китая. Выбор между экономическим прагматизмом и национально-государственной политической логикой вряд ли будет простым и безболезненным.

    Уроки для России: очевидное и вероятное
    В России, когда российским реформам ставят в пример успехи китайской модернизации, чаще всего обращают внимание на такие компоненты китайской экономической модели, как постепенность ломки командно-распределительной системы, сбалансированность реформ в разных секторах экономики, творческое применение иностранного опыта, ставка на интеграцию в мировую экономику при соблюдении национальных интересов, развитие научно-технического прогресса, отказ от форсирования политической реформы и т.п. В принципе эти рекомендации – весьма тривиальные, и то, что Китай следовал очевидным правилам, исходя из собственных реалий, видимо, и объясняет успехи китайских реформ.
    Этот опыт по большей части мог бы быть полезен России, оставайся она такой, какой была в 1991 году, накануне шоковой терапии и форсированной приватизации. Но сегодня наша страна – другая, и произошедшие перемены требуют иного взгляда.
    Итак, что полезного можно извлечь из опыта экономической модернизации Китая для России образца 2000-го года? Градуализм в маркетизации социалистической экономики и трансформации политической системы? Безусловно, нет: время для такой постановки вопроса в России ушло. Необходимость адаптации к экономической глобализации и регионализации? Наверное, да. Здесь Китай, скорее, лишь делает заявления о намерениях, чем предоставляет примеры эффективных действий. Однако вступление Китая в ВТО заставляет и Россию идти тем же путем – хотя бы для того, чтобы выровнять внешние условия развития своей экономики с китайскими. Ведь Китай не только наш большой геополитический сосед и перспективный торговый партнер, но и конкурент в борьбе за мировые товарные рынки и иностранные капиталы.
    Более интересным представляется опыт создания финансовых основ китайской модели рыночной экономики. Однако не в смысле копирования. Китайские финансы вряд ли могут служить идеалом для нас. По формальным признакам – степень открытости, уровень либерализации, развитость финансовых институтов и т.п. – российская финансовая система до 17 августа 1998 года выглядела более развитой. Проблема в том, что российская финансовая экономика оторвана от экономики реальной. Это, с одной стороны, спасло реальный сектор от тяжелых последствий финансового обвала 1998 года, но с другой – не позволяло ему нормально развиваться, высасывая капитальные ресурсы с рынка реальных инвестиций в пользу спекулятивного финансового интереса.
    Сегодня разница между Россией и Китаем, помимо прочего, состоит и в том, что России надо привести в соответствие финансовый и реальный секторы экономики, научиться обеспечивать их адекватность в ходе дальнейших реформ, Китаю же придется готовиться к новому вызову – обеспечению соответствия между рыночной, т.е. в значительной мере частнокапиталистической, экономикой и государственно-социалистической политико-законодательной системой. При этом в Китае, где население за два десятилетия реформ привыкло к постоянному улучшению социально-экономических условий, неудача будет ощущаться более болезненно, чем в России, пребывающей в длительной фазе экономического спада.
    Китайский опыт интересен для нас и в контексте распространенной ныне концепции о том, что государство должно создавать условия развития и правила игры, а частный бизнес должен обеспечивать экономический рост. Ссылаются при этом и на опыт послевоенной Германии, и Японии, и Южной Кореи. Вопрос, однако, в том, что значит "создавать условия"? На наш взгляд, содержание действий по "созданию условий" зависит от конкретной экономической ситуации в стране. Россия, пойдя на шокотерапевтические методы в начале 90-х и уничтожив разом все сбережения населения, разве создала условия для развития частного капитала? Или приватизация железнодорожного транспорта, системы подачи электроэнергии разве создаст такие условия? Не тем ли интересен нам китайский опыт, что государство, сохранив, пусть и с бюджетными издержками, командные высоты в своих руках, защитив сбережения населения от обесценивания, сумело тем самым создать условия для зарождения и развития частного бизнеса? Конечно, речь не идет о том, чтобы копировать конкретные китайские решения. Здесь важен принцип, который вряд ли прозвучит оригинально: определять соотношение между полномочиями государства, создающего правила игры, и частных игроков, исходя из конкретной ситуации.
    В китайском опыте есть еще один важный аспект. Китай уже одним своим существованием и экономической динамикой постоянно напоминает российским политикам о том, что Россия не только европейская, но и азиатская страна. Необходимо внимательно отслеживать действия Китая в нарождающихся региональных интеграционных процессах, постоянно оценивать, в каких ситуациях он может быть партнером, помощником, а в какой мере соперником России, как может строиться российско-китайское взаимодействие с учетом глобализации и регионализма, какую роль могут сыграть наши страны в построении единой азиатской экономики?
    Китай, несмотря на то, что его рынок недостаточно развит, намерен активно интегрироваться в экономику Северо-Восточной Азии и АТР. В апреле 2000 года в Сеуле обсуждалась идея трехстороннего интеграционного института с участием Китая, Японии и Южной Кореи. Россия же участвует в интеграционных процессах в Азии лишь формально и может остаться за бортом новых союзов. Вместе с тем большой дисбаланс между природными ресурсами и потенциальными возможностями российского Дальнего Востока, с одной стороны, и его малонаселенностью, с другой, а также его геоэкономическое расположение объективно заставляют Россию не просто сотрудничать с АТР, но и учитывать фактор азиатской интеграции в стратегии экономического развития России. По примеру Китая – не дожидаясь, пока наши внутренние рыночные условия будут соответствовать мировым стандартам.
    Участвовать в азиатско-тихоокеанской интеграции для России, ядро экономических и финансовых структур которой расположено в европейской части страны и ориентировано на Европу, реально возможно лишь при условии создания специального дальневосточного экономического района со своим независимым центробанком, финансовой политикой, со своими таможенными и налоговыми режимами. В противном случае "Россия – Москва" не сможет быть реальным и полноценным игроком в АТР. Только один пример. Япония предложила схему защиты валютных рынков азиатских стран от атак спекулянтов. Суть такова. Центробанки стран – участниц пула взаимно размещают на специальных счетах ликвидные депозиты, предпочтительно в долларах США. В случае атаки на национальную валюту одной из стран другие участники пула дают разрешение на продажу этих средств со своих счетов на рынке пострадавшей страны в целях укрепления национальной валюты. Вряд ли азиатские партнеры России пойдут на включение в состав пула российско-московского Центробанка. Другое дело, если особый Дальневосточный экономический район России будет иметь свой центробанк.
    Китайский опыт, в том числе опыт специальных экономических районов, где действуют особые налоги и свои, отличные от остальной китайской экономики, правила игры, и особенно опыт Гонконга, в котором существует независимая финансовая система в рамках концепции "одно государство – две системы", весьма полезен. Он показывает, что такое возможно и не обязательно ведет к расколу страны.
    И здесь еще раз обратим внимание на совсем тривиальную черту китайского опыта: экономическая стратегия должна строиться, исходя из реальных проблем национальной экономики. А если будет проблема, то при умелом подходе к делу найдется и ее решение.