Ахсарбек Галазов
Президент Республики Северная Осетия-Алания

    Кавказ многолик, но един. Многочисленные народы и государства, которые на этой крохотной, но благодатной земле проживают, не только воевали между собой за место под небом, но искали и создавали пути, ведущие к взаимному выгодному сотрудничеству. Через труднопроходимые горные тропы они находили возможности общения, экономического сотрудничества, установления кровнородственных и династических связей. Именно это стремление к взаимному общению и сотрудничеству, возможность каждый раз в критической ситуации обращаться за советом к опыту и мудрости старших удерживали горячую молодежь от междоусобиц и помогли сохранить человечеству уникальные кавказские этносы с их неповторимой культурой и традициями, удивлявшими и покорявшими умы великих европейцев и таких гигантов русской мысли, как А. Пушкин, М. Лермонтов, А. Грибоедов, Л. Толстой, С. Есенин, В. Маяковский и многих других.
    И не вина кавказских народов, а их беда, что обломки великой социалистической державы рухнули в первую очередь на них. Проблемы Нагорного Карабаха, Южной Осетии, Абхазии, Чечни, Северной Осетии и Ингушетии сегодня вызывают болезненный интерес у многих скороспелых политиков и знатоков Кавказа, для которых сразу все ясно и которые с высоты птичьего полета видят все и готовы разом разрешить все проблемы то одной, то другой стороны. А цепочка-то одна. За нее браться нужно целиком и всем заинтересованным, умным, знающим людям вместе. А самое главное, нам навсегда необходимо уяснить одну простую истину, проверенную веками: на Кавказе проблемы решает не человек с ружьем, а человек с умом. Вот к услугам этих людей необходимо сегодня и обратиться. Настало время перестать упираться то в одну, то в другую часть проблемы и делать вид, что решается вся проблема. Надо подняться, как это сделал классик, над всем Кавказом, увидеть его, найти России свой интерес на Кавказе, а Кавказу – в России.

    I. «Любовь к выгоде и ненависть к беде». Такую простую суть человеческих устремлений в экономической природе человеческих сообществ оставил нам древний философ. Время быстротечной Смуты, по неисповедимой прихоти истории, сменяют протяженные периоды относительного процветания, накопления и лада. Ожидали ли мы в 1985 году, чем обернется «перестройка», породившая столько надежд на оживление застойной экономики, рост благосостояния и энергию предпринимательства. Но еще за тысячи лет до наших благонамеренных реформаторов в «школе служилых» наставляли и предостерегали: «если предоставить свободу человеколюбию и милости, система законов разрушится». Последние десять лет мы только это и наблюдаем.
    «Права человека», увы, слишком зыбкая основа для реформации общества и смены всего уклада народного хозяйства. Свобода всего и вся быстро обернулась произволом, рознью и насилием. Закономерно, что именно экономике Кавказа нанесены наибольшие увечья от демократического «раскрепощения» по формуле: «дозволено все, что не запрещено законом». Слепо перенесенная с Запада либеральная модель общества обернулась именно здесь, где масса языков, народов и адатов, «разрушением системы законов», писаных и неписаных, создававшихся усилиями лучших умов веками. Грянувшая этнократия затмила разум. Жившие в достатке, трудом, в нравственном согласии с соседями люди, семьи и целые народы без оглядки, обольщенные этнократами, в пылу отречения от «тоталитаризма» и в стремлении к независимости разрушили свой кавказский уклад. Люди и целые этносы, словно презрев «любовь к выгоде и ненависть к беде», окунулись в распри, безоглядное разрушение материальных основ своей жизни. Экономика всего Кавказа оказалась подорвана до основания. Именно через восстановление экономических связей, заинтересованное отношение к материальному положению людей на Кавказе надо искать ключ к умиротворению непокорного Кавказа.

    II. Чтобы прояснить, что же произошло с Кавказом за последние десять лет, надо отвлечься от бесконечных тягостных сцен этнических войн, мятежей, экзекуций и криминального беспредела. Вглядимся-ка лучше, как изменилась экономическая карта Кавказа, товаропотоки, схемы разделения труда, доходы, занятость, инвестиции... Плодородная, наделенная природными богатствами, населенная самобытными, познавшими просвещение народами, одна из лучших во всей России по задаткам для целей постиндустриального развития территория от Азова до Апшерона сегодня с трудом выживает. Экономика всего региона терпит гигантские убытки.
    Кавказ еще не оправился и долго не оправится после чеченской войны. В Дагестане промышленность едва теплится, а местный бюджет на 80 % финансируется из центра. Во Владикавказе более 20 первоклассных, с высокими технологиями, заводов ВПК остались без заказов, а уникальный инженерный корпус и рабочие – без заработков. Изобильный степной Юг, твердые пшеницы Ставрополья и кубанские черноземы уже не могут прокормить казачьи станицы. Безработица на Северном Кавказе стала массовой. В состояние, которое кто-то метко назвал «сладким прозябанием», погрузились обретшие независимость государства Закавказья. Три четверти тяжелой промышленности и машиностроения по ту сторону Кавказского хребта бездействует. Индустрия там не только не питает национальный доход, а является обузой скудных дефицитных бюджетов. В Рустави металлургический завод работает на десятую часть мощности. Процветавшие курорты от Гагры до Цхалтубо, где перераспределялась громадная часть «избыточных», в условиях товарного дефицита, денежных доходов российских мегаполисов и тюменского «Клондайка», живут подаяниями гуманитарной помощи. Греческие, испанские и даже южноамериканские цитрусовые вытеснили на рынках российских городов дары Колхиды.
    Торговые коммуникации Кавказа разорваны так, что товарные потоки или вовсе прекратились, или наткнулись на таможенные и пограничные барьеры. Удивительным образом признание и узаконение частного интереса привели на всем Кавказе к разорению большинства предпринимательского слоя, который процветал в теневом секторе советского народного хозяйства. Люди предприимчивые оказались на мели, когда радикальные рыночники провозгласили тотальные экономические свободы. Да и какой может быть барыш, когда нет оборота, сырья, покупательского спроса, а на дорогах разбойничают?
    Разумеется, кавказские экономические невзгоды являются лишь частным случаем евразийского, на всей территории бывшего Союза ССР, хозяйственного упадка. Но особенность в том, что, худо-бедно, Средняя Азия, Украина, Балтия, оказавшись на семи ветрах мирового рынка, понемногу протискиваются в новое международное разделение труда. Об этом свидетельствует хотя бы неуклонное падение товарооборота стран СНГ с Россией. А вот Кавказ, превратившись в этнополитическое лоскутное одеяло с «анклавными» экономиками, потерял себя в качестве самоценной экономической общности, сложившейся за сотни лет бытия в российской и советской империи. Эта ценная народнохозяйственная общность на глазах распадается, соскальзывает из продвинутого индустриального уклада в псевдопатриархальный.
    Деградация хозяйственного уклада, оскудение жизни трудолюбивых народов Кавказа происходят на фоне небывалого возрастания геополитического веса этого региона на пространствах от Азова до Апшерона в глазах представителей капитала Европы, Азии и Америки. А в это время только темы Каспийской нефти, возрождения Великого Шелкового пути, коммуникационного «обхода» России с Юга и спекуляций вокруг мнимого фундаменталистского исламского перерождения самосознания горцев волнуют российские СМИ, об этом же ведут бесконечные толки и высказывают разные пророчества российские политики. И почти никто из записных аналитиков, оседлавших тему нефтяной трубы, не удосужился ответить на ключевой вопрос: почему производительные силы Кавказа, а это не только десятки современных заводов, рудников, НПО, курортов, но и миллионы высококвалифицированных инженеров, технологов, управленцев, должны «выбыть» из промышленной цивилизации и оказаться за пределами интересов России? Или, в самом деле, всему многомиллионному и густонаселенному Кавказу нет другого средства к пропитанию, как стеречь друг от друга трубу, по которой нефть Каспия польется на благословенный Запад, в Турцию и к портам Средиземноморья? Это нарочитая узость кавказской экономической проблематики в СМИ и трактовка региона как заведомо неспособного к саморазвитию, качественному промышленному росту, а только «транзитной» территории, недвусмысленно клонит к «самосбывающемуся» прогнозу, что за чертой 2005 года вся территория от Ростова-на-Дону до Дербента заведомо является зоной «устойчивой нестабильности». И, разумеется, непригодна для инвестиций. Это означает, что на перспективу, независимо от исхода реформ в России в целом, на кавказском направлении сколько-нибудь значительного возобновления экономического роста и товарных потоков никак не предвидится. Историческая ошибка. Она, несомненно, будет исправлена, но с запозданием и большой ценой. Конечно, «богатства России будут прирастать Сибирью», но зачем же от России отбрасывать то, что к ней уже приросло на протяжении двух столетий.

    III. «... Приобретение восточного края Черного моря, отрезав черкесов от торговли с Турцией, принудит их с нами сблизиться» («Путешествие в Арзрум»). А. С. Пушкин проницательно предвидел, что не военной силой, а экономической тягой к Северу Россия умиротворит Кавказ. И двести лет, которые минули после путешествия нашего российского гения через степи, теснины и снежные хребты Кавказа к Карсу, на театр российско-турецкой войны, стали торжеством его провидения. Россия и Кавказ сплелись в новую общность, не потеряв самобытности ее частей, а народное хозяйство Кавказа, захудалое и автаркическое на протяжении целого тысячелетия, так сильно развилось, что обеспечило благосостояние и просвещение горцам. Отношения России и Кавказа не были отношениями метрополии и колоний. Кавказ заполучил выгоднейшее положение в том разделении труда, которое исторически сложилось в царской России и СССР. «Отрезав (Кавказ) от торговли с Турцией», деспотической и отставшей от поступи европейской цивилизации Оттоманской империи, российский государственный ум создал, казалось бы, необратимый геополитический расклад в черноморском регионе и Передней Азии. Никто в конечном счете после всех горестей кавказской войны не выиграл от разворота судьбы Кавказа на Север больше, чем сами многочисленные народы Кавказа.
    Для сближения с Россией у наших пращуров были мотивы духовного сродства, которые автор теории этногенеза Лев Гумилев определял как «комплиментарность», другими словами, не чуждость для совместного в одном государственном организме проживания. Но у нашего народа и его пастырей был и экономический интерес в российском подданстве. Имперские интересы Москвы на Кавказе объективно совпадали с чаяниями горцев, хозяйственный уклад которых веками держался на грани выживания. Если внимательно прочесть этнографический очерк классика осетинской литературы и великого просветителя кавказских народов Коста Хетагурова «Особа», без прикрас описывающий горский способ производства, то совершенно понятен нам исторический выбор в пользу России, а не Порты. Россия принесла на Кавказ не только просвещение, но и вызволение свободолюбивых горцев из беспросветности автократического хозяйственного уклада. Продуктивность горского хозяйства была настолько скудной, что не создавала сколько-нибудь значимого прибавочного продукта. За два века горские народы совершили переход от патриархального в индустриальный уклад. Кавказ «врос» в российский экономический организм прочно и с выгодой. И говорить сегодня, даже гипотетически, об «уходе» России с неспокойного Кавказа – запоздалая и совершенно оторванная от экономических реальностей нелепость. Современным российским правителям и капиталистам необходимо, пока не поздно, вложить инвестиции в развитие кавказской экономики на взаимовыгодной основе.

    IV. Положение на Кавказе кризисное и чревато потрясениями. Убежден, сегодняшняя злоба дня, политические и силовые сюжеты, противостояние Москвы и Чечни заслоняют более сложные, чем даже этнологические и экономические, драмы Кавказа. По многим признакам, время смуты здесь на исходе. За 2000 годом грядет другая перспектива, а именно хозяйственное восстановление Кавказа, в том числе в суверенных государствах по ту сторону хребта. Какова должна быть путеводная идея? Какие ресурсы, ограничения, шансы и преграды на пути возобновления нормального товарообмена на всем Юге, восстановления платежеспособного спроса и загрузки предприятий? Здесь надо выделить одну острейшую и ключевую проблему: демографическую. После 2000 года в трудноспособный возраст войдет поколение, спрос на рабочую силу которого будет критически мал. Уже сегодня в Чечне, Ингушетии, Дагестане из-за высокой рождаемости в послевоенное время перенаселенность и безработица создают огромное социальное напряжение. Именно в этом «тектоническом» факторе надо искать глубинные причины роста насилия, иррациональных сепаратистских настроений и эксцессов.
    Кризисная демография, а вовсе не воинственность горцев в подоплеке страстей, сотрясающих Кавказ. Чтобы умиротворить эти страсти, надо переключить энергию масс на созидательные цели. Разумеется, это невозможно без возобновления экономического роста в России и развертывания специальных региональных инвестиционных программ. Не дележ мифической манны арендных платежей за транзит нефти, а создание сотен тысяч новых рабочих мест на Кавказе, возобновление крупного и малого производства, с акцентом на специфическую трудоизбыточность региона, возобновление торговли и туризма – вот стратегия действительного умиротворения Кавказа.
    Можно вспомнить и об аналогиях. На Сицилии тоже были некогда сильны настроения за отделение от Италии. Искоренить насилие и мафию на Сицилии правительству в Риме долго не удавалось, пока целевые инвестиции с Севера, спланированные изменения в структуре хозяйства на острове в сторону современной промышленности не изжили поголовную безработицу среди сицилийцев. Нечто подобное предстоит сделать и федеральному правительству на Северном Кавказе. При сегодняшнем финансовом разоре и скудности российских инвестиционных ресурсов это кажется несбыточным, но как только экономический рост в России станет явью, «сицилийский сценарий» на Северном Кавказе должен быть воплощен.
    И не надо бояться новых реформ организации хозяйства. В Северной Осетии Правительство РФ санкционировало правовой режим «Региона интенсивного экономического развития» (см. «Металлы Евразии», № 2, 1997 г.), который создает льготы для притока инвестиций и запуска простаивающей промышленности. Этот проект мог бы стать модельным для всего Северного Кавказа в решении проблемы занятости, роста валового внутреннего продукта республик, областей и краев Юга. К сожалению, Минфин России, по существу, не приступил к реальному финансированию программы, хотя правовая база создана. Между тем снятие политической и социальной напряженности на Северном Кавказе вряд ли достижимо, если по-прежнему уповать на рутинный и скудный инструмент дотаций и субвенций. Пора российскому Правительству уйти от подозрений ко всем кавказцам и по-настоящему, всерьез заняться этим уникальным регионом.

    V. Из Москвы подчас трудно различить, что в кипящем кавказском котле явь, а что видимость. Например, на полном серьезе толкуют о некоем Общекавказском Доме, который на поверку является чистейшей аллюзией. Первому она примерещилась этнократу Звиаду Гамсахурдиа. Казалось бы, эти воздушные замки первых лет опьянения суверенитетом растворились в пекле горячих проблем, которые донимают всех нас на Кавказе все эти годы. Да, Кавказ, исторически, единое геополитическое и хозяйственное целое, хотя Закавказье, может быть, теперь – отрезанный ломоть. И нам надо заново научиться ладить друг с другом, возобновить взаимные поставки товаров, кооперацию хозяйственных субъектов на рыночных началах. Пора разблокировать завалы и снять засовы на столбовых путях, по которым веками велись торговля и обмен. Такова примерная повестка дня, которую я предлагал обсудить на встрече лидеров России и Кавказа во Владикавказе. Эта реалистическая инициатива не получила должной поддержки. Между тем разного рода химерические геополитические комбинации вокруг кавказской общности, с антироссийским подтекстом, продолжаются. Я воздержусь от политической характеристики идеи некоего Общего рынка Кавказа под эгидой гипотетической Конфедерации, правовой государственный статус которой представляется заведомой утопией. Что даст сей прожект для восстановления производительных сил Кавказа и возобновления товарных потоков? Ровным счетом ничего. Ни емкость, ни ресурсы, ни структура производства участников, согласия которых никто и не спрашивал, не годятся для того, чтобы построить самодостаточный рынок. На поверку нет никакого Общекавказского Дома, а есть лишь геополитические игры вокруг этого благозвучного, но пустого понятия. Не было никакого Общекавказского Дома и во времена Тмутаракани и позже. И не надо городить огород на пепелище, в которое превратился бы Кавказ, если бы политическим сумасбродам удалось Россию выжить на Кубань и Дон. Кавказское рыночное «уравнение», которое уж точно сулит нам всем, по обе стороны Кавказского хребта, экономическое выздоровление, переход от вражды к торговле и развитию, в знаменателе всегда будет иметь Россию, ее перспективный, емкий и, настанет время, богатый рынок. А российские государственные мужи и политики обязаны помнить о том, что без Кавказа, его экономики и культуры Россия лишает себя исторического прошлого и перспективы на будущее.
    Таков, на мой взгляд, экономический императив для Кавказа и России сегодня и для поколений, которые вступят в жизнь за чертой 2005 года.