Tатьяна Кошкарева, Рустам Нарзикулов
Обозреватели «Независимой газеты» специально для журнала «Металлы Евразии»
Вот уже год как усиливается долгожданный приток западных капиталов в Россию. Иностранцев, раньше с недоверием взиравших на российскую экономику, словно прорвало после президентских выборов 1996 года. Всего лишь за 10–12 последних месяцев уровень капитализации фондового рынка России, т. е. стоимость всех продаваемых и покупаемых здесь акций, вырос до 100 млрд. долл., или почти в пять раз.
Между тем прямые западные инвестиции в реальный сектор минуют капиталоемкую тяжелую промышленность, зато заметны в индустрии табака и «Кока-колы». Внутри самой России свободных капиталов нет или почти нет. Поэтому рост оборота фондового рынка до 100 млрд. долл. приходится на долю Запада. Иностранцы пришли также и на российский рынок государственных ценных бумаг. Их вложения в ГКО равны, по имеющимся оценкам, 12 млрд. долл. Формально деньги, инвестированные в госбумаги, не имеют отношения к корпоративным акциям, однако эти средства легко перетекают с одного рынка капиталов на другой и поэтому вполне могут быть использованы для покупки предприятий.
Итак, Запад поверил в резкое снижение уровня политических рисков в России и поэтому довел капитализацию нашего фондового рынка до уровня, превышающего показатели таких стран, как Австрия, Швеция или Финляндия. Вероятность возврата к старой, централизованно управляемой экономике действительно сегодня близка к нулю. Экспансия рынка стала необратимой.
Однако, обратив внимание на снижение политических рисков, иностранцы забывают или чаще даже не знают о других специфических российских опасностях, подстерегающих их в нашей стране. Сейчас иностранный капитал представлен в России преимущественно портфельными инвесторами, т. е. фондовыми спекулянтами, которым, в принципе, безразлично, в акции каких предприятий вкладывать деньги лишь бы инвестиции давали хороший доход.
По давно отработанной схеме фондовые игроки, покупая российские корпоративные акции, затем должны перепродать их крупнейшим западным компаниям с мировой известностью стратегическим инвесторам. И уже затем стратегические инвесторы начинают вмешиваться в жизнь предприятий. Фондовые спекулянты это первопроходцы, которые прорубают с помощью мачете дорогу солидному покупателю. Так было во всех странах третьего мира, в которых наблюдался приток иностранного капитала. Классический пример в этом смысле Мексика.
Беда (для иностранцев, естественно), однако, в том, что прорубить просеки в русской тайге с помощью мачете очень тяжело. Запад этого пока не понимает, и это может иметь самые печальные последствия. Посмотрите, акции каких предприятий включены в оборот российской торговой системы. Это Северский трубный завод, «Юганскнефтегаз», Нижнетагильский металлургический комбинат, Первоуральский трубный завод, «Пурнефтегаз» и другие компании. Помимо собственно инвестиционной привлекательности эти предприятия отличаются и большим социальным «довеском» детскими садами, больницами, поликлиниками, домами отдыха. Вся эта социальная инфраструктура увеличивает себестоимость производства, а инвестору никак не улыбается оплачивать «чужие» потребности в лечении и отдыхе.
Западному инвестору трудно взять в толк постсоциалистические реальности, например, такие, что кроются за емким понятием «градообразующее предприятие». Или вовсе непостижимым «соцгород», погруженный в реальности скороспелого российского капитализма.
Хорошо рисовать прагматичные бизнес-планы, сидя в уютном офисе транснациональной корпорации в Нью-Йорке, Лондоне или Гонконге. В эти проекты непременно включают и идеи «реструктуризации» российских заводов, или, другими словами, избавление их от социальных затрат. Но попробуйте приведем умозрительный пример в Норильске, в этом арктическом индустриальном анклаве, где на вечной мерзлоте обосновался мировой монополист «Норильский никель», закрыть «социалку»! Да сверх того уволить еще несколько тысяч рабочих в целях повышения эффективности производства. Такая встряска на руку владельцам акций, но чрезвычайно усложнит жизнь одних рабочих и обречет на голодное существование других.
Совмещение стандартных западных подходов к реструктуризации предприятий в интересах нового инвестора, у которого, по определению, не может быть иной цели, кроме прибыли, с постсоциалистической структурой предприятий это воистину «смесь французского с нижегородским». Гремучая смесь.
Человек, доведенный до отчаяния безжалостными, на его взгляд, действиями новых хозяев, будет сопротивляться. И вполне возможно, что содержание акции протеста будет иметь далеко не такой мирный характер, как, скажем, при закрытии устаревших сталелитейных заводов в штате Огайо. В сибирском и уральском городке, где на всю округу один завод-кормилец, пришлому инвестору не так-то просто выставить за ворота «лишних» или закрыть «коммуналку».
Стратегический инвестор должен трезво осознавать, что в таких городах, как Юганск, он покупает не просто предприятие с порядком изношенными основными фондами и инфраструктурой. Инвестор на самом деле покупает промышленную территорию, урбанизированную среду обитания.
Территория эта, подобная матрешке, весьма схематично, а не объемно предстает в инвестиционных проспектах, которые разрабатываются портфельными инвесторами. Фондовых спекулянтов это абсолютно не волнует, поскольку рано или поздно они свои акции сбудут с рук. Многие из них даже никогда не бывали на заводах, пакетами акций которых владеют. Именно этим объясняются казусы первых лет российского фондового рынка, когда в торговый оборот мошенники запускали акции никчемных или вовсе не существующих компаний.
Иностранному стратегическому инвестору еще предстоит столкнуться с реалиями российской глубинки. И здесь скорее всего не пройдет, под сурдинку, подход, апробированный в Чехии, Венгрии, Польше и даже некоторых бывших советских республиках. Это уволенному по сокращению штатов рабочему «Шкоды» или служащему казахстанской электроэнергетики можно дать несколько тысяч долларов «отступного» и посоветовать самому поискать себе занятие-пропитание. А что может сделать на 3–4 тыс. долл. пособия безработный в приполярных индустриальных анклавах при условии, конечно, что эти деньги ему и впрямь выплатят? Выходного пособия даже на переезд на «материк» не хватит, не говоря о покупке приличного жилья.
Если новые владельцы завода проявят неуступчивость, а они, скорее всего, не захотят в дополнение к своим инвестициям в производство нести дополнительные затраты, то ситуацией может воспользоваться «третья сила». К примеру администрация предприятия, не намеренная терять свои позиции с приходом нового собственника. Справиться с альянсом обездоленных рабочих и старых менеджеров инвестору будет крайне сложно, даже с помощью судебных разбирательств.
Прецеденты противостояния администрации частным акционерам уже есть и некоторые из них получили даже всероссийскую известность. Стоит вспомнить в этой связи многолетний конфликт между директором Новолипецкого металлургического комбината (НЛМК) и группой инвесторов, в совокупности владеющих около 44 % акций предприятия. Борьба за контроль над НЛМК не имела ярко выраженного социального оттенка. И трудно представить, какие формы мог бы приобрести протест против своеволия иностранного вкладчика, владеющего крупным пакетом акций, если бы к распрям в собраниях акционеров подключились и рабочие в цехах.
Западные инвесторы должны быть готовы к тому, что помимо основных производственных фондов они неизбежно покупают и социальное «приданое», которое прибыли не приносит. К тому же право частной собственности в России еще не стало священным.
|