Владимир Губарев
Агентство «Некос» – для журнала «Металлы Евразии»

    По вечерам кажется, что стоишь на берегу моря. Лунная дорожка убегает в даль, и нет ей ни конца ни края. Днем видны горы, а по вечерам они погружаются в зеркальную гладь воды, и ощущение бесконечности наполняет душу.
    Долина в сих местах таилась,
    Уединенна и темна;
    И там, казалось, тишина
    С начала мира воцарилась...

    Так было. Через топи и глухомань сюда прорвались люди. Чтобы скрыться от сторонних глаз и создать самое грозное оружие.
    За отдаленными горами
    Нашли мы роковой подвал;
    Я разметал его руками
    И потаенный меч достал.

    19 июня 1948 года был пущен первый промышленный реактор для наработки оружейного плутония.
    Март 1950 года – пущен второй реактор.
    Апрель 1951 года – третий реактор.
    Октябрь 1951 года – четвертый.
    Декабрь 1951 года – пятый.
    Сентябрь 1952 года – шестой.
    Теперь уже вода в озере не замерзала даже в самые суровые зимы. Здесь всегда парило. Обитало много уток и гусей, изредка садились лебеди. По берегам таились лисы, поджидая, когда утки подплывут ближе. Иней создавал причудливые «замки» и «дворцы», целые «джунгли». Это выглядело очень красиво. Для тех, кто не ведал, что именно здесь сбрасываются миллионы кубов горячей воды, той самой воды, которая остужает горячие сердца мощных реакторов.
    Нынче модно говорить, будто весь атомный проект в СССР был точной копией Манхэттенского. Мол, наша разведка не только достала данные о первой атомной бомбе, но и предоставила полные чертежи реакторов для получения плутония. Не будем спорить, обратимся к фактам.
    У американцев были реакторы с горизонтальным расположением каналов, в которых находился уран. Главный конструктор наших реакторов Н. А. Доллежаль предложил «вертикальный принцип». Вместе с А. П. Александровым они добились принятия этого варианта. Их активно поддержал И. В. Курчатов. В итоге американские реакторы в Хэнфорде начали выводить из эксплуатации в середине 60-х годов, а наши проработали сорок лет.
    16 июня 1987 года был остановлен первый промышленный реактор. А до 1991 года все уран-графитовые реакторы, нарабатывающие плутоний, прекратили свою работу. И озеро, куда сбрасывалась их охлаждающая вода, начало замерзать. Утки и гуси теперь здесь не зимуют, но очень быстро начала размножаться рыба. Появились экземпляры – гиганты. Ловить, конечно, здесь рыбу нельзя, хотя браконьеры есть везде, а потому и на это озеро они частенько проникают...
    Вода по-прежнему все-таки теплая. Ведь работают «Руслан» и «Людмила».
    На первом этапе создания атомной промышленности соревнование выиграли уран-графитовые реакторы. А «тяжеловодные» оказались вторыми. Дело в том, что это очень сложная установка: и конструкция необычная, и оборудования значительно больше. Казалось бы, у таких реакторов есть существенное преимущество: они потребляют урана раз в десять меньше, чем их конкуренты. Однако стоимость тяжелой воды высокая, да и требования к герметичности оборудования особые – ни в коем случае нельзя допускать протечек, так как сразу же резко ухудшается радиационная обстановка. К сожалению, эксплуатация таких реакторов это подтвердила.
    Уран-графитовые реакторы в Челябинске-40 пускал И. В. Курчатов. Тяжеловодный реактор был пущен академиком А. И. Алихановым.
    Сегодня на «Маяке» все плутониевые реакторы остановлены, а «Руслан» и «Людмила» продолжают работать. Они необходимы как для термоядерного оружия, так и для производства изотопов.

    Физики немного поэты

    Ядерные бомбы получали ласковые женские имена. Так одна из серийных именовалась «Еленой». Видно, «физики» всегда становятся «лириками», когда у них дело клеется.
    – Думаю, что такие названия возникли из-за секретности, – убеждает меня директор завода Виталий Иванович Садовников. – Да и плюс к тому попытались как-то сдержать «народное творчество». К примеру, был индекс «РДС» – это по первой атомной бомбе. Народ тут же «расшифровал»: «Россия делает сама». Или о реакторе «ЛБ» – так именовалась одна из конструкций. Но тут же пришла «расшифровка»: «Лаврентий Берия». Чтобы соблюсти секретность и пригасить народное творчество, стали называть разными именами реакторы. «Руслан» олицетворяет силу, поэтому так и назвали. История «Людмилы» очень интересна. Тяжеловодных реакторов было много, но у них один недостаток – алюминиевый корпус. И реакторы останавливали, когда с протечками уже невозможно было справиться. Поначалу этот реактор назывался «Л-Ф2» – «легкий», на «трубах Фильда», «модификация вторая». Вот буква «Л» в конце концов и превратилась в «Людмилу».
    – А вы «дядька Черномор» при них?
    – Если следовать сказочной логике, то директор реакторного завода иным и быть не может.
    – Что за характер у ваших подопечных?
    – Я отношусь к ним как к живым существам! Я вообще – человек эмоциональный. Когда я сажусь за любой пульт управления – будь то автомобиль или пульт управления реактором, – я должен понять характер машины, ее суть. К сожалению, за пультом управления «Руслана» и «Людмилы» не сидел. Я преимущественно работал на уран-графитовых реакторах. Я знал их «норов» и особенности. Хороший управленец должен чувствовать реактор, чтобы при надобности можно было «подхлестнуть» или «укротить» его.
    Итак, о «Руслане» и «Людмиле»? С точки зрения управленца оба реактора «ленивые». Они настолько стабильные, что эмоциональному человеку сидеть за пультом даже неинтересно. Не управляешь ими, а наблюдаешь! Но они очень разные. В частности, из-за конверсии. Если раньше они нарабатывали один продукт, то теперь ситуация изменилась. На 75 % «Людмила» работает сегодня на народнохозяйственные изотопы.
    – Раньше реактор был нужен для поддержания боеготовности термоядерного оружия, а сейчас он обеспечивает изотопами практически все области – от мартенов до медицины, не так ли?
    – Но «Руслан» конверсирован всего на 4,8 %! Он продолжает чисто оборонную тематику. Кстати, «Людмилу» уже называют «коммерческим реактором». Это уже само по себе говорит о многом. Ну, а «Руслан» – уникальный, таких больше нет.
    – В стране?
    – В мире! Он уникален своей конструкцией и исполнением. Родители его – институт Доллежаля и Курчатовский центр. А прародители «Людмилы» – ОКБ в Нижнем Новгороде и Институт теоретической и экспериментальной физики. Так что у нас на площадке собрался весь цвет отечественной науки.
    «Людмилу», реактор маленький и компактный, удалось легко конверсировать, а с «Русланом» сложнее – он был сконструирован для целевого использования, чисто военного. В нем много оригинального и до нынешнего дня секретного. Производительность у «Руслана» сумасшедшая. Наши соперники, или конкуренты, как теперь говорят, многое дали бы, чтобы узнать детально о конструктивных особенностях «Руслана».
    «Руслан» и «Людмила» выигрывают по многим параметрам по сравнению с нашими первенцами. Сделан огромный шаг вперед!
    – Как вы относитесь к ядерному оружию?
    – В разные периоды жизни оно было разным. Сейчас я понимаю и воспринимаю его как необходимость. Как на сегодняшний момент, так и на завтрашний. Но внутри меня постоянно идет борьба двух начал. С одной стороны – ядерное оружие ненужное, так как это жуткое оружие, страшное. Оно тяжелым бременем лежит на экономике страны. С другой стороны есть суровая необходимость. Сегодняшний мир устроен так, что без ядерного оружия никак не обойтись! Стоит, к примеру, сейчас Россию разоружить, и тут же, я в этом уверен, начнут ее «растаскивать» по частям, большим и малым.
    – Значит, за «Русланом» и «Людмилой» будущее?
    – Конечно. Это и безопасность страны – создание суперсовременного оружия, и производство изотопов. Как и принято на Руси, в одной руке меч, а в другой плуг...

    Цена голубого сияния

    Мы шли к сердцу реактора. Туда, где издали уже было видно голубое сияние. А Виталий Иванович продолжал доказывать, что на «Маяке» могут сделать все.
    – Случилось так, что на Украине один завод перестал выпускать термометры, – говорил он. – А у нас «Руслан» на профилактику становится. И что вы думаете? Спросил я наших инженеров: неужто мы такие приборы сделать не можем? Разумеется, сделали, причем в «атомном исполнении». Более тысячи штук поставили на «Руслане». Теперь думаем их на другие заводы поставлять. Или другой пример. Взгляните вниз. Сияние идет. Это – изотопы. Тут их на добрую сотню стран хватит.
    Спорить с Виталием Ивановичем трудно, да и не нужно. Конверсия – это высочайшие технологии. И они есть в атомной промышленности – на передовых предприятиях, подобных реакторному заводу «Маяк».
    А вода прозрачная, удивительно чистая. Глубина более десяти метров, а кажется – руку протяни...
    Под ногами – кобальтовые источники. Здесь, рядом с реактором они выдерживаются некоторое время, а затем идут на изотопный завод.
    Из официальной справки: «Действующие реакторы, обладая уникальными нейтронно-физическими и технологическими характеристиками, обеспечивают наработку широкой номенклатуры радиоактивных изотопов, в том числе народнохозяйственных: углерода-14, высокоактивных кобальта-60, иридия-192 и других, и полностью удовлетворяют потребности завода радиоактивных изотопов ПО «Маяк». Научно-технический потенциал производства позволяет быстро реагировать на вновь возникающие потребности рынка радионуклидов и в течение года разрабатывать и внедрять реакторные устройства и технологии производства новых радионуклидов».
    – Говорят, вы стали мировыми монополистами? – спрашиваю Виталия Ивановича.
    – Это неточно. Конкуренция очень сильная, но мы «сражаемся» на равных с американцами, – отвечает Садовников.
    – Учитесь быть «деловыми людьми»?
    – А это очень интересно! Своеобразная система управления, которую я так люблю. Весьма интересные контакты сложились у нас с китайцами. Мы создали даже совместное производство и уже вместе выходим на рынок. К сожалению, опыта маловато, мы ведь в иных условиях работали. Прежде изотопы считали «атомным ширпотребом». Но теперь мы вышли на мировой уровень в этой области. И завод вдруг вышел на «острие» добывания средств к существованию. Вот какая парадоксальная ситуация! Наш министр проводил здесь совещание. Он сказал: «Да, вам не платят за оборонную продукцию, но вы производите изотопы и продаете их. Таким образом вы компенсируете то, что не доплачивает вам государство. Хотя бы частично компенсируете. И это позволяет выжить в сложной ситуации.» Он прав. Если бы мы не производили изотопы на экспорт, то комбинат бы «лег на дно» где-нибудь в 1992 году. Реакторный завод с «Русланом» и «Людмилой» и завод радиоактивных изотопов заняли одно из ведущих мест на комбинате «Маяк».
    – А сколько продукции идет на экспорт?
    – 95 %. Англия, США, Швейцария, Германия, Китай – всего тринадцать стран крупных потребителей. В основном это кобальт-60. Он нужен для разных дефектоскопических устройств, что применяется в промышленности. Используется изотоп и в облучательных установках, в стерилизаторах. Ну, и конечно, другие изотопы – иридий-192, углерод-14, цезий – тоже используются и покупаются. В общем, порядка 20 % мирового рынка изотопов обеспечивает «Маяк». Могли бы и больше, но мы пришли на него позже других, и теперь приходится отвоевывать позиции.
    – Уверены в успехе?
    – Бесспорно! За полвека «Маяк» накопил столь мощный потенциал, что его коллективу по силам любые задачи. Это не бравада, а реальность.
    ... Машина притормозила у контрольно-пропускного пункта. Солдат заглянул к нам в окошко, внимательно изучил документы Садовникова.
    – Вы знаете, что охраняете «Людмилу»? – спросил я.
    – Нет. Мне не положено разговаривать, – отрезал солдат. – Проезжайте!
    А жаль, что солдаты не знают, кого и что они охраняют...

г. Озерск
Челябинская обл.