Валерий БАДОВ

    ...Радиометрическая разведка с воздуха засекла урановую залежь в самом сердце Кызылкумов. Было это в далеком 1952 году. Так на карте с пометкой "секретно" появился поселок Учкудук – будущий урановый "клондайк". Здесь, на заглохшей когда-то встарь караванной тропе Великого Шелкового пути, к югу от тогда еще полноводного Арала, высадились геологи и строители Средмаша.
    "Солнце и зеленый салат – 300 дней в году!" – хвалят свои пенаты обитатели пустыни на другом краю света – Невады, где вотчина американского ВПК, антипода тех, кто в разгар противостояния держав затевал Кызылкумский мега-проект.
    Уже в восемь утра, по своему опыту знаю, про зеленый салат и другие благодати в знойной Неваде забываешь, потому что солнце жалит темя что овод. Но там у них на бензоколонке "Тексако" – спасительная прохлада от кондиционеров. А каково же приходилось первопроходцам Красных взгорьев – так по-русски переводятся Кызылкумы, когда в "тени" саксаулов в полдень плюс 60, а пайка пресной воды в сутки – ведро на брата. В документах тех лет можно и сейчас прочесть, что первый начальник строительства на Учкудуке, сибиряк Сигедин, что ни день, ломал голову, сколько дать кубов воды на прачечную, сколько – на бетономешалку. Начальник "пустыни", первый директор еще не существовавшего комбината Зараб Петросович Зарапетян командовал своим пустынным воинством из кибитки с полевым телефоном.
    Зима 1965 – 1966 годов выдалась такая лютая, что на Амударье был ледостав, колонны грузовиков шли через ледовую переправу сквозь буран. А солярку к танкерам-дизелям механизаторы черпали и таскали лопатами, разбавляя керосином. Если бы на беду дизели заглохли, то разморозили бы строящийся водовод – от Амударьи к Учкудуку. Водовод от Амударьи сечением 1,2 м и протяженностью 248 км протянули через пески и барханы всего за два года. Первую же промышленную партию урана выдали через пять лет, без одного месяца, с того дня, как поставили первую палатку. Вода и жизнь в пустыне – тождество.
    Все эти незабываемые для первопроходцев, теперь почти неправдоподобные, среди компьютеров, кондиционеров и городского комфорта Навои, подробности Кызылкумской эпопеи я почерпнул в трех увесистых томах, озаглавленных "Уран", "Золото" и "Города". Эта трилогия, пока только в нескольких "свитках", занесенная в память компьютера, – коллективное свидетельство для потомков. Заместителю главного инженера Навоийского горно-металлургического комбината Олегу Николаевичу Мальгину выпал труд собрать свидетельства ветеранов к 40-летию комбината. Это строго документальное повествование, в котором без заботы о гладкости слога сплелись и житейские, и технические, и патетические подробности Кызылкумской 40-летней эпопеи. И все это окрашено явной ностальгией по былому. В летописи я встретил свидетельство очевидца, относящееся к 60-м годам, о том, как пилот У-2 "урезонивал" "начальника пустыни": не взлетим, дескать, не хватит пятачка для разбега. Но неукротимый Зараб Петросович торопился и уломал пилота.
    Они и впрямь чуть не разбились.
    И подумалось: если бы сегодня этот легкокрылый "кукурузник" взлетел в небо Кызылкумов, что бы они, первопроходцы, увидели с высоты?
    Гигантский горнорудный технополис с разветвленной циклопической инфраструктурой по территории, равной всему Закавказью... В излучине Заравшана – густонаселенные кишлаки с глиняными дувалами и абрикосовыми садами, хлопковые поля, полноводные каналы и арыки, развалины древних караван-сараев.
    Белокаменные красавцы-города Навои и Заравшан, ряды высоких чинар и карагачей вдоль проспектов...
    Бездонная чаша крупнейшего в мире золоторудного карьера Мурунтау, в которой взбираются по серпантину груженые рудой оранжевые 136-170 – тонные автосамосвалы.
    Гидрометаллургический завод номер 1, секретный объект номер 15, где производят закись-окись урана – дорогой стратегический товар, желанный на мировых рынках.
    Аэропорты, автострады, железные дороги, стадионы, яхты на искусственных озерах... И сложное, затейливое переплетение наземных трубопроводов на новых урановых разработках и без признаков отвалов пустой породы.
    Эту индустриальную панораму, неузнаваемо изменившую облик безжизненных Кызылкумов, видели с высоты, через иллюминаторы лайнера "Узбекистон хаво йуллари" послы 40 стран, когда посещали Мурунтау и Заравшан, и эксперты МАГАТЭ со счетчиками Гейгера... От простой мысли, что сорок лет назад ничего этого не было в помине, дух захватывает.
    Пустыня была необитаема.

    Уран без секретов
    Дата рождения Навоийского горно-металлургического комбината – 1 сентября 1958 года. Она совпадает с Днем независимости Узбекистана, провозглашенной в 1992 году.
    Технополис в Кызылкумах – это "государство в государстве", вся жизнь которого, как чадрой, была скрыта завесой секретности, в одночасье оказался в совершенно новой, казавшейся невероятной геополитической ситуации. 200 тыс. человек, которые с трудом привыкали к своему новому состоянию "русскоязычных", казались отрезанными в пустыне от Большой земли. Все управленческие, еще средмашевские "вертикали" оборвались. Прервались или ослабли и тысячи нитей кооперации со смежниками, поставщиками, потребителями, научными институтами в бывшем Союзе. И самое обескураживающее – вчера еще неограниченный спрос метрополии, могущественного ВПК на урановое сырье, который по ходу "перестройки" скудел, попросту сошел на нет. А секретность всего, что происходило все эти десятилетия в Кызылкумах, смутная молва о "радиации", страсти об "урановых копях" накалили общественное мнение в республике.
    Критическим, неисповедимым становилось экономическое положение гигантского комбината. Рынок урана, инвестиции, экология – все сплелось в тугой узел. Неясная перспектива всего "Среднеазиатского оазиса" поставила под вопрос будущее 200 тыс. душ, для которых каждый камень в обжитых Навои и Заравшане, даже немилосердная красная пустыня от Учкудука до Амударьи стали родным домом. И тогда комбинат решился снять "чадру" секретности, чтобы вжиться в новое узбекское государство и общество, зарабатывать для республики валюту и средства – себе на развитие. Вся разветвленная инфраструктура бывшего Средмаша в Узбекистане – рудники, лаборатории, институты, заводы, стройтресты, вычислительные центры, транспортная инфраструктура, база снабжения – была объединена в концерн "Кызылкумредметзолото". Возглавил его в ранге министра директор Навоийского комбината Николай Иванович Кучерский, который начинал в Кызылкумах горным мастером в 60-е годы.
    Комбинат для него – дело всей жизни, как для всех, кто работает в его сплоченной команде менеджеров.
    ...Как это все начиналось? Первая урановая руда на опытном карьере в Учкудуке была добыта в 1964 году. Руду добывали и шахтным способом. Испепеляющий зной, как говорят горняки, – на "дневной поверхности", в подземных выработках "дополняли" сильная обводненность пластов и сложные условия залегания урановой "жилы". Из-за всего этого Учкудукское месторождение горная наука тех времен считала едва ли пригодным к промышленной рентабельной разработке. По затратам кызылкумский уран сулил обернуться "золотым". Но и потребность в стратегическом сырье для атомной промышленности Союза была острейшей. Страна добивалась паритета в ядерных вооружениях и технологиях с Америкой и развертывала огромную высокотехнологичную промышленность, первичным сырьем для которой была закись-окись урана. Получить дешевый и качественный концентрат урана из бедных учкудукских руд и было целью всего кызылкумского проекта. День-деньской, а порой и по ночам, на проводе с директором комбината был министр Ефим Павлович Славский, бессменный глава Средмаша все эти годы, когда заповедный "Среднеазиатский оазис", как ореховое дерево из черенка, вымахал в исполина, под благодатной кроной которого уместился бы весь бывший Бухарский эмират. Хлопководческая культура, символом которой, несмотря на то, что в полях работают комбайны Ташкентского завода, остается кетмень, встретилась здесь, в Кызылкумах, с технократической культурой атома, тонких химических превращений, энергетической мощью. И эти культуры оказались не чужды друг другу, а в чем-то и сблизились, если судить по образу жизни русских здесь, в пустыне. И если и есть резкое отличие, так это в том, с какой скоростью и ритмом течет время в земледельческом Зарафшанском оазисе и технополисе Навои. Человеку издалека нельзя не почувствовать этот энергичный, поступательный ритм деловой жизни на комбинате, заряжающей всех на дело, и – отсутствие признаков рутины, которая, как ржавчина, заводится в каждой, даже успешной, корпорации. Похоже, как повелось с первых лет, когда первопроходцы устраивались в пустыне на ночлег под звездами, а долгое бездорожье в пустыне одолевали не на джипах "шевроле", а на верблюдах и газиках с кипящими радиаторами, так в главном и осталось – "время – вперед!" Движитель, тугая пружина всего Кызылкумского проекта, которая и сегодня не ослабла, а только получила новый рыночный завод, называется в экономике программно-целевым методом. Это когда ставится высоко планка, директива, а потом, на годы, неуклонное движение к ней. И вовсе не "любой ценой". Напротив, цена на выходе была жестко заданная. Низкая себестоимость грамма урана, золота, киловатта энергии, литра пресной воды, кубометра горной массы. Затраты – результат, вот строгая алгебра Кызылкумского проекта. Она и сегодня опирается на блестящую инженерию и управленческие навыки, которые здесь сложились и передаются новому поколению 90-х. Здесь, в Навои и Зарафшане, поистине происходило то, что в остальной, нечрезвычайной части плановой экономики запаздывало и ускользало, а именно соединение науки, интеллекта, нового знания с производством.
    Почему учкудукский уран оказался, вопреки неутешительным наметкам, вытекавшим из тогдашнего состояния горного дела, на поверку недорогим и отменным по качеству? Потому что здесь, в Кызылкумах, произошла целая технологическая революция. Начать хотя бы с того, что шахтные стволы на большую глубину пробивались скоростным турбинно-реактивным методом. А для обогащения учкудукской руды изобрели метод без дорогого процесса фильтрации. Один из московских институтов вместе с практиками на рудниках разработали имевшую мировую новизну технологию извлечения урана из пульпы гравитационно-сорбционным методом с применением ионообменных смол.
    Летопись комбината – это долгий реестр ноу-хау, которые здесь создавались и, конечно, были за семью печатями не только для "вероятного противника" в ядерной гонке, но и подчас для горняков за пределами ВПК. Самый что ни на есть алмаз из всех ноу-хау, разработанных в Кызылкумах, так это открытый здесь и освоенный безреагенный метод подземного выщелачивания урана из залежей. Если сказать по-простому, то не нужен теперь кетмень рудокопу, даже в обличье сверхсовременного проходческого "щита". Северное рудоуправление на Учкудуке, из недр которого 30 лет кряду выдавали на-гора урановую руду для начинки ядерных боеголовок и реакторов многочисленных АЭС, последний карьер закрыло и рекультивировало в 1994 году. Комбинат полностью перешел на экологичную, дешевую и эффективную технологию подземного выщелачивания урана, вытеснившую трудоемкие горные работы.
    Эффект выщелачивания урана в залежи – природный, открытый горняками-первопроходцами Учкудука. Долго и настойчиво ученые и практики искали способ, как "приручить" этот феномен, использовать его как основу совершенно новой, революционной технологии добычи. И ключ был найден. Оказывается, и не надо впредь терзать чрево матушки-Земли. Просто с поверхности бурят скважины, закачивают в пласт сложные кислотные растворы, которые вымывают урановую начинку залежи на поверхность. Многократно дешевле! А настоящий технологический прорыв, венец этой изящной наукоемкой технологии, – безреагентный метод выщелачивания урана. Говоря упрощенно, в скважину закачивают воду, а эффект – тот же! Конечно, есть маленькая тонкость, ноу-хау, которой и цены нет, но она-то придает этой технологии "постиндустриального" толка значение единственной в мире.
    Сегодня урановые разработки в Кызылкумах по новизне и эффективности технологий не имеют себе равных по всей Евразии. На транснациональных рынках признано, что закись-окись урана – главный экспортный товар Узбекистана - по качеству превосходит стандартный мировой. А спрос на него такой, что НГМК стал одним из главных поставщиков обогащенного природного урана на рынке США, самом емком в мире.
    Другой выигрыш этой "касательной", безреагенной технологии добычи – экологический. Комиссия МАГАТЭ осенью 1996 года тщательнейшим образом обследовала рудники, города, хранилища отходов, водоемов, почвы и сами поселения в зоне комбината. Вывод беспристрастных инспекторов – территория "чистая" – отвечает самым жестким международным стандартам радиационной безопасности. Стали уже забываться будоражившие некогда округу обывательские толки вокруг "атомного джина" в Кызылкумах.
    Ставка на открытость себя полностью оправдала. К слову, тогда же, в 1992 году, правительство Узбекистана приняло решение обследовать 16 тыс. подворий, кишлаков Зарафшанского оазиса. Открывшаяся картина оказалась вовсе не такой, как чудилось обеспокоенным, но несведущим людям. Загрязненности радионуклидами воды и почвы обследования не обнаружили. Радиационный фон в Навои, Учкудуке, даже в местах, где работают "урановые" скважины, достаточно самому включить бытовой радиометр, такой же, как в Москве или в Бухаре. "На уровне фоновых значений". Дыни и арбузы с местных бахчей все едят без опаски.

    "Ураганная проба"
    Президент Токийской биржи заявил на презентации сырьевой базы Узбекистана в столице Японии, что он теперь убежден: мировой эталон золота принадлежит Узбекистану. И поздравил директора НГМК Николая Кучерского с этим выдающимся достижением. В Азиатско-Тихоокеанском регионе, где объемы продажи золота в слитках едва ли не самые крупные в мире, высокое признание экспортеров благородного металла из Узбекистана в деловом мире Токио дорогого стоит. А несколькими годами раньше за зарафшанским золотом 99,99-й пробы был признан статус "эталонной поставки" – самой крупной по объему операции на Лондонской бирже металлов.
    Навоийский комбинат, наверное, – единственная в мире горнорудная корпорация, обладающая законченным циклом золота – от разведки и добычи до аффинажа, выплавки слитков и, наконец, изготовления ювелирных изделий на предприятии "Зариспарк". Здесь сказывается своего рода "натуральность" хозяйства, присущая структуре и образу действий Средмаша.
    В самом деле, в этой технократической "ойкумене", "улусы" которой, жившие в режиме постановки и решения чрезвычайных задач, были разбросаны по Сибири, Средней Азии и Крайнему Северу, сложилась своеобразная идеология самодостаточности, самообеспечения. Что бы ни происходило с экономикой страны в целом, которая после сверхусилия послевоенного становления уподобилась реке, вошедшей в спокойное полноводное русло, такие мега-проекты, как Кызылкумский, обладали своей автономной базой технологий, снабжения, инфраструктурой. В Кызылкумах на первом этапе взят был такой темп, что подрядные организации не поспевали, и основные объекты добычи урана и золота, чтоб выиграть время, комбинат строил сам, хозяйственным способом.
    Это не очень-то в строку – хозспособ. При такой-то сложности и размахе дела! Но вот факт – от первого колышка на будущем карьере золотодобытчиков Мурунтау до отливки первого слитка товарного золота прошло всего около 800 дней.
    В Мурунтау был разрешен спор официальной геологической науки с Геродотом. Античный историк показал удивительную осведомленность, когда писал об обитавших до нашей эры в Кызылкумах массагетах – родственниках скифов и сарматов, откочевавших из долины Зарафшана в Причерноморские степи. "...Железа и серебра вовсе не употребляли, потому что этих металлов нет в их стране, тогда как золота и меда в изобилии".
    Зарафшан – золотоносный по-русски – название говорящее. И Алтын-тау – Золотые горы – неспроста. Да и последний бухарский эмир Саид Амирхан, по преданию, перед приходом полков Фрунзе в его феодальную вотчину снарядил целый караван золота, следы которого таинственно затерялись в пустыне. Все одно к одному говорило за то, что пустыню пронзают золотые жилы, но в советское время официальная геологическая наука считала, что золото Кызылкумов – не более чем легенда. И впрямь геологические партии в разные годы возвращались из пустыни ни с чем. Правда, хранилось любопытное свидетельство 1912 года русского геолога Зарудного, который к северу от Мурунтау обнаружил кварцевую жилу с вкраплениями желтого металла. "Это первый случай нахождения в Туркестане жирного золота", – оставил запись Зарудный.
    "Быть того не может!" – ополчились на него тогдашние ученые авторитеты, потому что находка Зарудного перечила окаменевшим научным представлениям. Так длилось чуть ли не век – "легенда, да и только". Между тем в Ташкенте работала, не унималась "еретическая" геологическая школа, взгляды которой выражал доктор геологических наук Хашанбаев: золото Кызылкумов не сказка и, прав Геродот, в глубокой древности его здесь добывали. "Злато скифов", знаменитый "звериный" стиль украшений и литых фигур и сцен войны и охоты, образцы которого в Эрмитаже и многих музеях мира, "родом" из Кызылкумов, с Зарафшана. И современная наука может эту идентичность обосновать. Скрупулезные отчеты геологоразведочных партий лишь подтверждали скептицизм официальной науки. Удивительно, но открытие узбекского "эльдорадо" произошло в последний день работы экспедиции на Белой горе, когда геологи уже паковали снаряжение, чтобы после всех мытарств возвратиться восвояси на зимние квартиры. И один из последних разведочных шурфов на склоне горы "подсек" золотоносную жилу, которая уходила на глубину.
    "Ураганная проба"! С этой громкой вестью как на крыльях летели на грузовике в лагерь экспедиции, посланные за результатом анализа керна, последнего в том сезоне.
    "Ураганная" на профессиональном жаргоне геологов и означало "эльдорадо" – невероятно высокое содержание золота в породе.
    Так начиналось Мурунтау – самое крупное по единичной мощности золотодобывающее предприятие в мире. И так зарождался Зарафшан – город – отпрыск Навои в самом сердце Кызылкумов, где средний возраст жителей был всего 26 лет. Сегодня в обжитом, уютном Зарафшане 70 тыс. жителей. Проектировали его архитекторы из Ленинграда, Новосибирска и Ташкента. И там, где был безжизненный, унылый печальный ландшафт, возник зеленый благоустроенный город – как вызов нелюдимости и скудости пустыни. В чреве горы Мурунтау, а кратер карьера углубился почти на 400 м, нет никаких самородков. Напротив, руды здесь бедноватые, часто и вовсе – забалансовые. Но не было в бывшем Союзе золота дешевле и удачливее зарафшанского. Центр золотодобычи явно смещался в Среднюю Азию.
    К слову сказать, Мурунтау по известной гипотезе, которую хочется назвать "футуристической", стоит на Великом Золотом поясе – системе складок земной тверди, окаймляющих восток и северо-восток бывшего СССР, от Чукотки до Тянь-Шаня и Памира. Снимки из космоса показывают сходство горных кряжей Кызылкумов с Уральским хребтом, который сглаживается к Оренбургу, а потом вновь "выныривает", что различимо на снимках из космоса, на поверхность в направлении к Аральскому морю. Геологи в этом видят знак, что территория и много севернее Учкудука тоже перспективна на золото. Вернемся, однако, к карьеру Мурунтау. За счет чего здешнее золото при относительной бедности руд высокорентабельно? Здесь мы имеем дело с экономической реальностью, которая расходится с ходячим мнением, что добыча ископаемых – удел стран, которые кормятся на горную ренту и которым не суждено разбогатеть. Японский экономист Яно еще в начале 70-х годов, анализируя источники роста национального богатства стран, утверждал, что из-за медленной окупаемости инвестиций в горнодобывающую промышленность страны, где вес ее в экономике велик, заведомо не попадают в узкий круг развитых. Малая наукоемкость и затратность – вот беда бизнеса "рудокопов" – обосновывал теоретик японского экономического чуда.
    Отчасти Яно, наверное, был прав. Японцы – представители компании "Комацу", "Марубени" и других – частые гости в Навои. Они продали сюда свои знаменитые бульдозеры и другую технику, работающую в карьерах. Японская техника дорогая, сотни тысяч, а то и миллионы долларов за единицу. Но навоийцам – по деньгам.
    Почему? Потому что, когда перед ними поставили задачу государственной важности: вслед за урановой решить и золотую проблему Кызылкумов, они подошли к делу с той же инновационной стороны, используя другой класс технологий в своих арсеналах. Для обогащения бедных мурунтауских руд была применена модернизированная "урановая" технология. Впервые в мире здесь была разработана под началом академика Б.Ласкорина технология извлечения золота из пульп с использованием ионообменных смол. Это означало "великий отказ" от старательского лотка, потому что традиционные технологии, так или иначе, используют этот тысячелетний прием – мыть золото. На НГМК создана целая сумма технологий и ноу-хау, которые снижают себестоимость грамма золота. Например, здесь напрочь отказались от пробирного анализа – трудоемкого и дорогого. Вместо этого создана и освоена единственная в мире система экстренного определения содержания золота в пробах горных пород и руд гамма-активационным методом. Сделано это в содружестве со Всероссийским НИИ технической физики и автоматизации. Совместно с российским СП "Интегра" создана АСУ "Руда", позволяющая с использованием систем спутниковой навигации и компьютерного расчета организовать эффективную работу сотен единиц техники в огромном карьере в оптимальном динамическом режиме. В Кызылкумах доказали, что золотодобыча может стать высокотехнологичным и наукоемким производством. Помнится, на сибирском угольном карьере на мой "наивный" вопрос: почему инженер-начальник участка, который руководит горными работами, получает зарплату почти вдвое меньше машиниста экскаватора, тамошний директор ответил, как отрезал: "Машинист мне дает вскрышу!..". Здесь, на Навоийском комбинате такой директор директором не стал бы никогда.
    ...Сколько золота добывают в Кызылкумах? Как и в советские времена, цифра не разглашается. Известно лишь одно: все золото до грамма у НГМК покупает узбекская казна по твердой цене. И все оно идет на пополнение золотого запаса республики. Это и понятно: НГМК на все 100 % – государственное предприятие, но обладает полной самостоятельностью как субъект мирового рыночного хозяйства.
    Золото Узбекистана не лежит под спудом. Часть золотого запаса депонирована в швейцарских банках в виде неприкосновенного залога, под который республика получает инвестиционные кредиты по выгодной стандартной ставке процента.

    Города и годы
    Древняя восточная мудрость гласит:
            ...Проходит наших дней поток
            И лишь деянье остается.
    40 лет миновало с тех памятных дней, как в местечке Кермене, на железнодорожном разъезде, на самом краю земледельческого Зарафшанского оазиса появилась горстка людей, которые начинали эпопею Кызылкумского проекта.
    Есть ли мера, которой можно было бы поверить масштаб всего совершенного за 40 лет? Технополис в пустыне надо увидеть своими глазами. Объехать и обойти города, рудники, заводы, базары, кишлаки, походить среди людского сонмища, приглядеться к их повседневному быту и разговорам, чтобы почувствовать своеобразие и природу этого цивилизационного феномена. Из-за строгой секретности, понятной в годы противостояния сверхдержав, отгороженности форпоста советского ВПК в Средней Азии от внешнего мира страна долго не ведала и не сопереживала созидательной эпопее в Кызылкумах, как это было с другими крупнейшими созидательными проектами столетия – Тюменским нефтегазовым, БАМом, АвтоВАЗом... Когда перечитываешь романтические репортажи центральных ташкентских газет из Навои, Учкудука, Заравшана, которые стали появляться начиная с 70-х годов, то так и сквозят пробелы, оставленные карандашом цензора. Об этом приходится сегодня пожалеть, потому что Кызылкумский проект представляет огромный интерес не только для репортеров, но и для социологов, экономистов, психологов и этнополитиков. Последние появились на слуху только с "перестройкой", когда осложнились межнациональные отношения в стране, пошли волны миграции, а русскоязычное население встало перед дилеммой: вжиться ли в новую, поразительно изменившуюся среду обитания в новых независимых государствах или оставить обжитой, ставший родным, край и податься обратно в Россию, на Украину, в Сибирь... Эти этнополитические сложности и до сих пор не улеглись.
    Как отозвались они в Навои, Зарафшане? Старожилы говорят, что в первый год независимости, 1992-й, чувство тревоги, даже замешательства охватило многих. Но продлилось это недолго, и в основном под впечатлением драматических событий за пределами Узбекистана. Оглядевшись, люди убедились, что земля под ногами не колеблется, а межнациональных трений в трудовых коллективах комбината как не было, так и нет. Русские, узбеки, украинцы, армяне, таджики, люди других национальностей работают здесь бок о бок и хорошо ладят.
    На Востоке барометром настроений всегда является базар. Походишь по фруктовым, овощным рядам, посидишь в чайхане за пловом с дехканами из ближних кишлаков и убеждаешься, что в Зарафшанской долине заметной отчужденности из-за национальных, религиозных различий, похоже, нет. То же впечатление в ближнем Самарканде, где жизнь кипит, а торговля идет бойко. Между тем здесь бросилось в глаза, что в новом пятизвездочном отеле для интуристов "Афрасиаб" вечером лишь в немногих окнах свет. Российских туристов почти не видно – дороги авиабилеты, а западные, наслышанные о распрях и междоусобицах в Таджикистане, не едут. И впрямь, зона нестабильности в Таджикистане всего в 200 верстах отсюда, за горными перевалами. В живописном горном ущелье, Заринском заповеднике вблизи границы с Таджикистаном, находится комбинатовский оздоровительный лагерь для детей. И все ущелье, заглушая шум разбушевавшейся от дождей горной реки, наполняют возгласы детворы, заполнившей огромный амфитеатр, где шел на вечерней зорьке концерт самодеятельности. Лагерь "Бахма" – великолепное подобие крымского "Артека" – Навоийский комбинат содержит в образцовом порядке. Удивительно видеть здесь, на краю света, этот счастливый заботами взрослых ребячий мир. А рядом в ущелье профилакторий, горный воздух, где быт попроще. Там набираются сил под сенью сосен, платанов и шелковиц семьи рабочих из знойного Учкудука. Редкий для всего СНГ по нынешним временам факт: комбинат не только сохранил всю свою необъятную и дорогую социальную инфраструктуру: дворцы культуры, спортивные комплексы, больницы и поликлиники, плавательные бассейны, стадионы, но и сполна финансирует их. Номинальная средняя зарплата на комбинате невысокая, но путевки в профилакторий стоят символическую сумму, а лечение, спорт, занятия искусством бесплатны. На балансе комбината как были, так и остались города Навои, Заравшан, Учкудук, поселки. Хотя в рыночные времена приходится жить по средствам, но нет и разговора о том, чтобы передать, с рук долой, всю "социалку" областному хакимату. Огромные расходы по поддержанию коммунальной и транспортной инфраструктуры, по социальному обеспечению 200 тыс. рабочих, инженеров и членов их семей ложатся на себестоимость урана и золота. Между тем конъюнктура на мировом рынке золота неблагоприятная. Из-за затяжного падения цен крупнейшие горнорудные компании никак не могут справиться с убытками и закрывают рудники. В этом контексте нельзя не оценить запас прочности экономики НГМК. Комбинат, располагающий самыми передовыми ноу-хау, снижает и снижает издержки производства. За годы независимости добыча золота увеличилась в 1,4 раза.
    Есть и другая коренная причина, почему с вхождением в мировой рынок с его жесткой конкуренцией социальная политика на комбинате осталась преемственной. Здесь в ходу иной, не денежный счет ценностей. Если и попытаться обособить узкий экономический интерес комбината, сократить социальные обязательства, это дало бы выгоду сиюминутную, но началась бы эрозия основания, на котором стоит комбинат. Речь идет о вошедшем в плоть и кровь коллективизме и чувстве социальной защищенности для каждого, возвышении творческого, деятельного начала в труде. Образ жизни, который здесь сложился за сорок лет, и есть главное достояние, это то, что в современном менеджменте называют человеческим потенциалом – зеница ока Кызылкумского проекта. И повелось это еще с тех, изначальных, лет, когда первопроходцев Учкудука, изнывавших в пустыне от жажды, дразнили миражи. Чудился ли им белокаменный, зеленый, в прохладных струях фонтанов город-сад? Этот мираж стал явью – Зарафшан.
    А начать надо с того, что города Учкудука не должно было быть на свете. Генплан предполагал только вахтовый поселок, но по-другому рассудил и воспротивился "начальник пустыни" Зараб Зарапетян. "Перекати-поле" не потянут, по его мнению, то, что предстояло свершить в пустыне. Люди должны жить семьями, оседло, и у них должно быть все по-человечески. И "инстанции" уступили, городу быть! А когда построили в Учкудуке солидное здание для парткома, директор комбината, прислушавшись к людям, волевым решением велел разместить в нем будущую школу искусств. И это ему сошло с рук, потому что умные люди есть всегда и везде. И они закрыли глаза. Рассказывают, со всей страстью своего неукротимого характера Зарапетян ненавидел "времянки" и бараки – бич больших строек. Навоинцы хорошо знают, что "начальник пустыни" горячо вступился за будущее их замечательного города, когда он был еще на листах Генплана. Это были бы еще одни типовые крупнопанельные Черемушки, но только в бесприютной и знойной пустыне. Зарапетян поставил крест на Генплане Гипрогора, а министр Славский и руководство Узбекистана его твердо поддержали. Над Генпланом с чистого листа стали работать ленинградские проектировщики, и город-сад, в котором мотивы Ле Корбюзье и восточного зодчества сплелись, возник в пустыне. Не было в титуле строительства плавательного бассейна. Построили явочным порядком, рискуя навлечь на себя кары начальства, зато бассейн круглогодичный, с подогревом. Теперь здесь тренируется олимпийская сборная Узбекистана по плаванию, которую субсидирует комбинат. Следом тот же подход к качеству среды обитания, та же высота требований к градостроительной концепции была воплощена и в Зарафшане...
    ...То, что в документах
    50-х годов проходило под условным шифром "Среднеазиатский оазис", и впрямь стало оазисом, прообразом "постиндустриальной" цивилизации. Создавали его дружно представители всех республик бывшего Союза. Наверное, все лучшее, человечное, жизнеутверждающее, что было в нашей жизни во времена СССР, здесь, в Кызылкумах, воплотилось в новое качество жизни, в согласии с пословицей "не хлебом единым"... Новый независимый Узбекистан сознает ценность этого наследия и относится к нему бережно. Экономика республики переживает трудное становление. И одна из ее главных, несущих опор – утвержденная правительством генеральная перспектива развития Навоийского комбината до 2021 года. Она претворяется твердо и последовательно. Осваивается золоторудное месторождение Кокпатас. Построен новый золотоизвлекательный комплекс в Учкудуке. Выполнено специальное поручение президента – освоена инновационная технология обогащения местных бедных фосфоритовых руд, запущен рудник на 300 тыс. т добычи сырья, которое поставляется на завод в Коканде, выпускающий удобрения для хлопковых полей. Республика сбережет, замещая импорт, сотни миллионов долларов. Золото Нуратинских гор и уран Учкудука и в ХХI веке будут опорой реконструкции экономики Узбекистана, который поставил себе цель стать развитым индустриально-аграрным государством Азии.
    ...Год 40-летия здесь, в Навои, Зарафшане и Учкудуке, – это светлый праздник, но он окрашен ностальгией по былому. Местная газета "Горняк" из номера в номер публикует летопись НГМК, воспоминания о замечательных людях и судьбах, оставивших по себе благодарную память. Подлинную историю Кызылкумского проекта, и об этом с волнением пишут в Навои из Украины и России ветераны, надо занести на скрижали памяти, сберечь и сохранить для потомков.
    На Востоке сокровенный смысл вкладывают в иносказания:
            Сходит вода – трава остается,
            дождь проходит – всход остается...