Алексей Другов
Доктор политических наук

    В событиях и процессах, развертывающихся в регионе Юго-Восточной Азии, мы находим преломление тех тенденций и явлений, которые обозначились в последние годы на мировой арене в целом. В основе их – борьба двух линий в международных отношениях. Первая – формирование однополярного мира с более или менее твердо установленной политической иерархией, унификацией взглядов на общемировые и внутриполитические процессы, диктуемых из одного центра, с применением силы против диссидентов. Вторая – стремление к многополярной системе международных отношений, позволяющей отдельным странам и группировкам государств иметь свободу маневра и достаточные гарантии сохранения национального суверенитета и защиты законных национальных интересов.
    Юго-Восточная Азия – во многих отношениях уникальный район мира. Здесь в пределах одних и тех же государственных территорий сосуществуют почти все мировые религии – ислам, христианство (католицизм и протестанство), индуизм и буддизм в сочетании с автохтонными дорелигиозными верованиями. Эти страны населяет множество этносов, принадлежащих к разным расам и культурам. Достаточно сравнить негроидные племена Новой Гвинеи, часть которых едва покидает эпоху неолита, с ортодоксальными мусульманами Суматры, работающими на современных нефтеперерабатывающих заводах, или динамичными и высокопрофессиональными дельцами китайского происхождения в Сингапуре и Малайзии, чтобы представить себе все многообразие межэтнических, межконфессиональных и межгосударственных отношений в этой части мира.
    Культурные традиции, специфика исторического развития обусловили особенности приобщения стран Юго-Восточной Азии к мировому сообществу в постколониальную эпоху, т.е. после Второй мировой войны, поиск (часто методом проб и ошибок) путей внутреннего политического и социального развития и самоутверждения в качестве субъектов международного общения.
    Этнические и религиозные различия – постоянный источник многих проблем для стран региона, причем грань, за которой внутренние проблемы и конфликты приобретают более крупные масштабы, выходя за государственные границы, порой бывает весьма условной. С этноконфессиональными противоречиями тесно переплетаются социальные, при этом они искажаются, деформируются, приобретая необычайно ожесточенные, иррациональные формы.
    Может быть, наибольшее число внутренних проблем в этой области связано с особым положением китайских общин в странах ЮВА. Выходцы из южных областей Китая составляют не менее трех четвертей населения в трехмиллионном Сингапуре, чуть менее половины жителей Малайзии, 3 – 4 % населения более чем двухсотмиллионной Индонезии. Независимо от своего удельного веса китайская диаспора играет решающую роль в финансовой, торговой и промышленной сферах. Поэтому социальные и экономические противоречия обычно преломляются через призму противопоставления "коренной житель – китаец". На китайских торговцев возлагают ответственность за все тяготы кризисов и социального неравенства, хотя, строго говоря, хуацяо, как называют потомков выходцев из Китая, вряд ли играют в этом смысле роль более негативную, чем дельцы из числа коренных жителей. Эта проблема особенно касается Индонезии, где антикитайские погромы, по своим масштабам и жестокости совершенно неадекватные непосредственно вызвавшим их причинам, остаются характерной чертой политической жизни этой крупнейшей страны региона. Малайзию межэтнические столкновения в 1969 году поставили на грань национальной катастрофы, после чего была принята программа вовлечения коренных жителей-малайцев в предпринимательскую активность и привития им вкуса к этому роду деятельности. В качестве другой меры были законодательно введены определенные привилегии для малайцев и запрещено публичное обсуждение в какой-либо форме проблем межэтнических и межконфессиональных отношений. С обострением этнических проблем столкнулись и вьетнамские власти после воссоединения страны: китайцы контролировали значительные сферы бизнеса в Южном Вьетнаме.
    Этим отнюдь не исчерпываются примеры того, как экономические, социальные и политические проблемы принимают этноконфессиональную окраску. На Филиппинах противоречия между христианским центром и мусульманским югом скрывают за собой неравномерность экономического развития, разницу в уровне благосостояния населения. Рост исламского фундаментализма в сочетании с центробежными тенденциями в отдельных районах Малайзии и, в особенности, Индонезии также во многом объясняется несбалансированностью экономических процессов в этих странах.
    В Юго-Восточной Азии, как и на Востоке в целом, внутренние конфликты вследствие чувства религиозной и этнической солидарности часто выходят за пределы национальных границ и могут найти свое преломление в межгосударственных отношениях. В начале 60-х годов планы создания Федерации Малайзия, куда должен был войти ряд бывших британских колоний, чуть не привели к войне. Главным, хотя официально и не признававшимся поводом для этого шага, было стремление властей Малайи изменить за счет присоединения территорий, населенных преимущественно малайцами, этнический баланс в стране в пользу коренного этноса и уменьшить удельный вес китайцев. Любой внутренний конфликт в одной из стран, сопряженный с массовой миграцией жителей за ее пределы, способен нарушить хрупкий национальный баланс у соседей и коренным образом изменить политическую обстановку в сопредельных государствах. Конфликты, затрагивающие китайские диаспоры, прямо или косвенно создают напряженность в отношениях соответствующий страны с Китаем.
    В качестве еще одного потенциально дестабилизирующего фактора следует упомянуть неурегулированность территориальных проблем между Индонезией и Малайзией, Малайзией и Сингапуром, Малайзией и Филиппинами и другими странами региона, а также многолетний и многосторонний спор вокруг Парасельских островов и архипелага Спратли, в котором самую активную роль играет Китай.
    В 1967 году пять стран – Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд и Филиппины – создали Ассоциацию государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), одной из главных целей которой было достижение большей открытости и взаимного доверия в отношениях между ее членами, предотвращение конфликтов. В течение трех десятилетий ассоциация, к которой позже в разное время присоединились Бруней, Вьетнам, Лаос, Мьянма и Камбоджа, в целом успешно справлялась с этой функцией, превратившись, как считают многие аналитики, в один из крупных мировых центров силы с богатейшими природными ресурсами и населением, достигающим полумиллиарда человек. Успешное экономическое развитие Индонезии, Малайзии, Таиланда дало повод говорить об "экономическом чуде", об их скором присоединении к клубу "новых индустриальных стран", куда уже раньше вошел Сингапур. Впрочем, наиболее осторожные эксперты предупреждали, что в современной системе международных экономических отношений эти страны остаются чрезмерно зависимыми от внешних условий, от внешних заимствований и не всегда отличаются достаточной внутренней стабильностью, чтобы противостоять возможным экономическим кризисам.
    Тревожные симптомы проявились в середине 90-х годов. Среди международных факторов, сыгравших негативную роль, был процесс изменений, начавшихся после разрушения Советского Союза и возглавлявшегося им военно-политического блока. Вот как характеризовал последствия этих изменений для стран "третьего мира" премьер-министр Малайзии Махатхир бин Мохамад. В 1998 году он говорил, что "независимые государства пользовались выгодами от того, что за них боролись обе стороны. Но, к сожалению, левый коммунистический блок обрушился, и пропала нужда в том, чтобы в пику коммунистам следовать желаниям нейтральных независимых стран. Теперь у этих стран уже нет иного выбора, как подчиниться западным капиталистам, принять только одну идеологию – капитализм в его худших разновидностях".
    Вашингтон и весь Запад в целом резко ужесточили подход к странам Юго-Восточной Азии и требования, связываемые с предоставлением экономической помощи. Администрация США, прежде легко мирившаяся с грубейшими нарушениями прав человека во многих странах ЮВА, теперь стала использовать эту проблему в качестве одного из главных орудий давления на правящие режимы Индонезии, Малайзии и некоторых других государств региона. Известно, что эти режимы, мягко говоря, не безгрешны, но известно также, что Вашингтон благожелательно взирал на уничтожение сотен тысяч членов левых организаций в 60-х годах в Индонезии, что именно американская администрация подтолкнула в 1975 году правительство этой страны на аннексию Восточного Тимора, дабы предотвратить утверждение там у власти левого режима. Многочисленные нарушения прав человека в 70 – 80-х годах также не вызывали активной критики Запада. Ныне степень демократичности, приписываемая тому или иному лидеру или режиму, в самой высокой степени зависит от совпадения их курса со стратегическими интересами США, от их готовности принять моральное и политическое лидерство крупнейшей мировой державы.
    Укрепив национальную экономику в последние десятилетия, некоторые страны ЮВА и АСЕАН в целом начали проявлять стремление к упрочению своей политической самостоятельности. Прием в АСЕАН Мьянмы и Камбоджи состоялся вопреки жесткому противодействию Запада. Малайзия в начале 90-х годов закупила у России партию истребителей МиГ-29. Еще более масштабная сделка в области военно-технического сотрудничества с Россией готовилась в Индонезии: ВВС этой страны намеревались закупить 12 самолетов Су-30К и 8 вертолетов Ми-17 на общую сумму около 1 млрд. долл. Все это не укладывалось в концепцию "однополярного мира", и отнюдь не случайно именно эти две страны, наряду с Мьянмой, стали главными объектами нападок со стороны официальных лиц и средств массовой информации США.
    На наш взгляд, острие нападок было направлено против Индонезии, потому что именно эта крупнейшая в регионе страна де-факто являлась базовой в АСЕАН, хотя формально никакими привилегиями не пользовалась, и ничего похожего на индонезийский диктат в рамках ассоциации не наблюдалось. Индонезия по своему историческому опыту, менталитету людей, их жизненной философии при любом политическом режиме будет внутренне противостоять идее монополярного мира. Это отторжение может и не быть открытым, активным, но есть некий предел, далее которого индонезийская нация не станет поступаться своим суверенитетом и своими позициями в международном сообществе. В этом смысле у нее в регионе ЮВА есть такие естественные единомышленники, как, например, страны Индокитая.
    Вместе с тем подрыв внешнеполитических позиций Индонезии происходил и вследствие сугубо внутренних причин. Значительный экономический прогресс, порожденные им радикальные изменения в структуре индонезийского общества, в самооценке и мотивации индонезийцев не сопровождались модернизацией авторитарного политического режима, утвердившегося у власти во второй половине 60-х годов. Результатом был резкий всплеск межэтнической и межрелигиозной розни в 90-х годах. Общее падение доверия к правительству и армии, как главной политической опоре режима, сыграло роковую роль в период финансово-экономического кризиса 1997 года. Несмотря на свой значительный экономический потенциал, Индонезия пострадала больше, чем любая другая страна ЮВА, именно потому, что индонезийцы, не доверяя власти, поддались панике, которая усугубила банковский кризис.
    В Юго-Восточной Азии бытует убеждение, что кризис 1997 года наряду с сугубо экономическими причинами был вызван стремлением США и других развитых государств затормозить "чрезмерные" темпы развития стран региона, сделать их более податливыми в политическом отношении. Высказывается недовольство и политикой Международного валютного фонда: утверждают, что понесенный ущерб во многом был следствием бездумного следования рекомендациям МВФ, в которых не всегда учитывались социальные, культурные и экономические реалии стран ЮВА.
    Интересно, что в том же ключе высказались и некоторые известные деятели США. Так, в начале 1998 года директор Гарвардского института международного развития Джеффри Сакс указал, что МВФ внес свою лепту в усиление паники на финансовых рынках Азии и затем предложил устарелые средства выхода из кризиса без учета конкретных потребностей экономики этих стран. Бывший государственный секретарь США Г. Киссинджер выразил опасение, что жесткая политика МВФ может привести к подъему антиамериканских настроений. Заметив, что предлагаемые МВФ меры запоздали на три года, Г. Киссинджер предупредил: "Мы должны остерегаться, чтобы реальности экономики не привели к подъему волны национализма и, в конечном итоге, антиамериканизма, чтобы лечение не имело худших последствий, чем сама болезнь". Примечательно, что когда премьер-министр Малайзии Махатхир охарактеризовал роль МВФ примерно в этих же словах, на Западе его обвинили во всех смертных грехах.
    В Индонезии предупреждение Г. Киссинджера оправдалось очень скоро. Ликвидация по настоянию МВФ социальных субсидий в разгар финансово-экономического кризиса, когда курс национальной валюты упал в 5 – 6 раз с соответственным ростом цен на предметы первой необходимости, привела к массовым беспорядкам, и в мае 1998 года президент Сухарто после 32 лет правления страной был вынужден уйти в отставку.
    Новое правительство президента Б. Хабиби согласилось на отделение Восточного Тимора, где в течение 24 лет не прекращалось вооруженное сопротивление индонезийскому господству. Как нам представляется, тиморский кризис надолго укрепил в душах индонезийцев недоверие и подозрительность по отношению к Западу, выступившему на стороне сепаратистов. Неизвестно, как и когда прорвутся эти чувства наружу в стране, опутанной долгами МВФ, Всемирного банка и других кредиторов, но последствия отделения Восточного Тимора будут ощущаться еще очень долго. Это событие может оказать деструктивное воздействие на ситуацию в стране и регионе в целом. Оно будет стимулировать сепаратизм в таких наиболее уязвимых в этом смысле районах страны, как провинция Ириан Джая (западная часть острова Новая Гвинея), населенная ортодоксальными мусульманами провинция Ачех на севере острова Суматра, Молуккские острова с преимущественно христианским населением, где уже в течение ряда лет не утихают кровавые религиозные распри с мусульманской общиной. Сепаратистские настроения появились даже на таком традиционно спокойном острове, как Калимантан (Борнео). Рассуждая теоретически, падение авторитарного режима генерала Сухарто и демократизация политической жизни способны создать предпосылки для нормализации отношений между центром и "внешними территориями". На практике, однако, этот процесс при самых благоприятных условиях займет немалое время. При всем своем недовольстве авторитарным режимом индонезийцы в массе своей привыкли к сильной центральной власти, и отнюдь нет уверенности в том, что местная элита избежит соблазна воспользоваться слабостью гражданского правительства, падением престижа и прерогатив армии.
    Мы уделяем повышенное внимание проблемам этой страны прежде всего потому, что так называемая балканизация Индонезии, а этого всерьез опасаются многие специалисты, может иметь не менее серьезные последствия для системы международной безопасности, чем события в Боснии и Косово. Индонезийские острова находятся на перекрестке самых оживленных путей и коммуникаций: 40 % мировых морских перевозок осуществляется через многочисленные проливы между этими островами. В декабре 1998 года министр обороны Сингапура Тони Чан заявил: "Если обстановка в Индонезии дестабилизируется, это может вызвать волну нелегальных эмигрантов и поставить под угрозу свободу судоходства в Малаккском проливе и в Южно-Китайском море". Ссылаясь на свои переговоры в Токио, он сказал, что японские министры "выражали крайнюю озабоченность ситуацией в Индонезии и высказывали тревогу относительно возможности беспорядков в этой стране".
    У Сингапура, экономика которого почти на 100 % зависит от свободы сообщений с внешним миром, есть особые основания для беспокойства, но в стремлении застраховать себя от возможных неприятностей сингапурские политики часто предпочитают искать пути к достижению этой цели вне структур АСЕАН. В феврале 1999 года министры иностранных дел Сингапура и Австралии пришли к выводу, что экономический кризис, затронувший азиатские страны, создал ряд проблем в политической и военной областях. Они высказались за присутствие вооруженных сил США в этой части мира. Создается впечатление, что вызванное трагической необходимостью введение международных войск на Восточный Тимор под эгидой ООН может превратиться в прецедент для решения других внутренних и региональных проблем путем их интернационализации. Характерно, что все реже возникает идея обращения к АСЕАН, хотя именно эта структура создавалась как инструмент для купирования региональных конфликтов и в своем развитии превратилась в своеобразное воплощение регионального суверенитета. Еще совсем недавно на форум этой ассоциации съезжались лидеры ведущих держав мира, чтобы сверить позиции по ключевым международным вопросам. Одним из источников силы АСЕАН всегда был негласный, но всем хорошо известный кодекс поведения, предполагавший взаимное уважение суверенитета и солидарность в случае его ущемления третьей стороной, отказ от взаимной публичной полемики и вмешательства во внутренние дела друг друга. В последние годы эти правила все чаще нарушаются под прикрытием доктрины так называемой конструктивной вовлеченности.
    Сингапурские лидеры в 1998 году довольно резко высказывались по такому сугубо внутреннему вопросу Индонезии, как выбор кандидата на пост вице-президента, и по столь болезненной проблеме, как положение китайского меньшинства, на что последовала весьма раздраженная реакция индонезийской стороны. Нотки злорадства звучали в комментариях прессы и даже политических деятелей некоторых стран АСЕАН в связи с трудностями, постигшими соседей в связи с финансово-экономическим кризисом. В Индонезии вызывает недовольство то, что правительства соседних стран, в первую очередь Малайзии и Таиланда, не сумели предотвратить существенную поддержку, которую оказывают с их территории мусульманские экстремисты сепаратистам в индонезийской провинции Ачех. Это – весьма опасный прецедент в условиях, когда все или почти все государства региона имеют в пределах своих границ аналогичные или сходные проблемы и прямо заинтересованы в лояльности сопредельных государств.
    Развитие ситуации в Юго-Восточной Азии во многом будет зависеть от того, удастся ли преодолеть усилившуюся разновекторность внешнеполитической ориентации, склонность некоторых стран опираться в первую очередь на внерегиональные силы, прежде всего на США. Второй негативный фактор – подспудная борьба за лидерство в АСЕАН в связи с ослаблением позиций Индонезии. Как показал опыт прежних лет, страны ЮВА более успешно обеспечивают свои национальные и региональные интересы в общении с внешним миром, когда по принципиальным вопросам выступают не как десять разных государств, а как "асеановская десятка". Можно предположить, что именно этими соображениями руководствовался президент Индонезии Абдуррахман Вахид, избранный на этот пост 20 октября 1999 года, совершая свою первую поездку в качестве главы государства по странам АСЕАН и подчеркнув тем самым важность сотрудничества в рамках этой ассоциации.