Станислав Кондрашов

Что надо, чтобы жить с умом?
Понять свою планиду,
Найти себя в себе самом
И не терять из виду.

    Строки Александра Твардовского, касающиеся отдельной человеческой судьбы, бесспорно, можно наложить на судьбу государства и общества.
    В первом случае речь идет о жизни, измеряемой считанными десятилетиями, во втором – об истории с ее более длительными категориями времени. Хотя в переломные периоды целые эпохи укладываются в "размеры" более или менее нормальной по протяженности человеческой жизни, что мы и наблюдали на примере Советского Союза.
    Человек в понимании своей планиды и поисках самого себя более мобилен, чем государство. Он может поменять – и в наш век все чаще меняет – среду своего обитания – деревню, город, край и даже страну. Корневая система наследственности, национальной культуры, этнической ауры сильна, но человек как особь не закреплен намертво якорями и предопределенностью геополитики.
    Иное дело – государство, его судьба, его планида. Его выбор уже и труднее.
    В интервью журналу "Металлы Евразии" (№ 1, 1996 г.) сподвижник де Голля мудрый француз Пьер Галлуа дает России внешне привлекательный, но вряд ли выполнимый совет – стратегически ориентироваться, прежде всего в торговле и экономике, на гигантский, динамично развивающийся рынок АТР с его более чем полутора миллиардами потребителей.
    Может ли новая Россия "найти себя в себе самой" – и среди "тигров" Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР)? Геополитически она вроде бы готова к этому, примыкая к указанному региону своими огромными территориальными массивами. Но массивы слабо заселены и экономически не развиты. В советские времена Дальнему Востоку отводилась роль военного форпоста, а в экономическом смысле – поставщика лесоматериалов для Японии, пока она не находила другие источники снабжения по мере нарастания ощущения безысходности в мелком по существу территориальном споре из-за Южных Курил.
    Китай? Два государства – Россия и Китай – говорят о стратегическом партнерстве, вызывая некоторое беспокойство у такого известного американского геополитика, как Генри Киссинджер. В начале 70-х он вместе с президентом США Никсоном пробивал "окно в Китай", пользуясь тем, что отношения Поднебесной империи со "старшим советским братом" были основательно подпорчены. С тех пор в треугольнике СССР – Китай – США последние играли роль арбитра, используя к своей выгоде напряженность между первыми двумя. Киссинджер обеспокоен потерей этого амплуа из-за возникающего российско-китайского партнерства и выговаривает администрации Клинтона за "нравоучительный" подход к Пекину, при котором проповеди прав человека вредят американскому бизнесу.
    Хорошие отношения чрезвычайно важны для ослабленной России и методично растущего в сверхдержаву соседа. Кто будет старшим и кто младшим в этом партнерстве? Не потеряем ли мы себя из вида (вспомним наш эпиграф)? Оставим пока без ответа этот вопрос, решаемый исторической динамикой.
    Когда-то, в 50-е годы, мы создавали основы индустриализации Китая и кадры для нее, свидетельством чего остался прекрасный русский язык председателя КНР Цзян Цзаминя и его любовь к военной песне "Ах, туманы, мои растуманы". Россия до сих пор может подкрепить военный статус и амбиции Пекина поставкой современных боевых самолетов и подводных лодок.
    Но российская торговля с этим гигантом чрезвычайно мала, если сравнивать китайскую торговлю с США, Японией, с более мелкими, но энергичными "тиграми" АТР. Из-за налаженного правопорядка и системы гарантий Запад в Китай инвестирует раз в 20 – 25 больше, чем в Россию. Наша беспомощность в создании инвестиционного климата способствует такой ориентации, такой диспропорции. Мы, таким образом, по-прежнему помогаем "китайскому брату" – и весьма оригинальным способом.
    Вернемся к пожеланию Пьера Галлуа. Начиная новый исторический эксперимент, Россия геополитически действительно может найти себя в АТР, но не столько товарами на этом рынке, которых у нее, увы, нет, а в роли объекта для иностранных инвестиций при условии создания соответствующего климата. И еще больше подойдет ей роль евразийского моста, моста между Европой и АТР.
    Я имею в виду не своеобразный духовный мост как некое особое предназначение, которым до сих пор тешат себя трубадуры исключительности России, а нечто более приземленное. Уже в течение пяти лет романтический период младенческой российской демократии сменился отрезвлением. И, надо надеяться, на длительный срок. Мы обнаружили, что и на Западе, в Европе нас не ждут с распростертыми объятиями. Наши связи, конечно, умножились и, я бы сказал, очеловечились, т. е. стали не только связями государств, но и граждан. Россию приняли в Совет Европы – в некоторой степени авансом, в расчете не только на нынешнее, но и на будущее соблюдение европейских и мировых стандартов.
    Но Россия остается и останется вне Европейского Союза, как политического, так и экономического, – по причине своих размеров, которые нарушили бы хрупкий, десятилетиями создававшийся европейский баланс. Мы до сих пор остаемся и, видимо, надолго останемся внешнеэкономическими аутсайдерами на плотно распределенных европейских рынках. Дело усугубляется тем, что в первое российское пятилетие рухнули чрезвычайно интенсивные экономические связи с государствами Центральной и Восточной Европы в рамках СЭВ, который – на пару с организацией Варшавского договора – был для Москвы довольно эффективным инструментом доминирования.
    Свято место пусто не бывает. Геополитика, как и природа, не терпит пустоты. Центральная и Восточная Европа, прежде всего "вышеградская четверка" – Польша, Венгрия, Чехия и Словакия – активно стремятся в НАТО. Эта полная смена векторов политики и экономики у близких привычных соседей усиливает ощущение изоляции и, более того, преданности и обманутости России Западом, США.
    Вопрос о расширении НАТО стал самым болезненным в российско-западных отношениях. Несмотря на протесты Москвы, НАТО исходит из того, что поворотный момент миновал, "точка возврата" пройдена и расширению НАТО нет альтернативы. Москву, запоздало осознавшую этот приближающийся геополитический сдвиг, ставят перед свершившимся фактом.
    За первым этапом расширения, если он "удачно" свершится (до конца века), логично может последовать второй и третий.
    Это будет означать, что государства Балтии получат мощную, пусть даже и косвенную, поддержку в демонстрации антироссийских настроений. Украина в случае продолжающейся пассивности Москвы в ее киевской политике тоже задумается, не сменить ли нынешний декларируемый нейтралитет на вхождение в НАТО.
    Не будем сеять семена ненужных страхов, когда и нужных предостаточно. НАТО как военно-политический союз демократических государств не является орудием агрессии, ее структуры "прозрачны", ее вооруженные силы находятся под гражданским контролем. Все это не без основания натовцы повторяют повсюду. Это говорит в Москве генеральный секретарь НАТО испанец Солана, это раздается из уст еще более "весомых" политических лидеров по обе стороны Атлантики.
    Но есть логика слов и есть логика фактов. Вплотную придвинутый к российским границам, мощный военный блок будет геополитически и геостратегически придавливать Россию, дисциплинировать и, если хотите, "дрессировать" ее на новом историческом пути. Нависая над Россией после интегрирования в свой состав новых членов, он будет весьма ощутимо влиять на интеграцию на постсоветском пространстве – от Белоруссии до Таджикистана и Киргизии – и, что важнее, до Казахстана с его равным или даже преобладающим неказахским, русским, русскоязычным населением.
    Короче, интеграция по-натовски вполне может вступить в противоречие с интеграцией по-российски, с интеграцией под руководством России на постсоветском пространстве. Будут затронуты жизненно важные интересы нашего государства и общества. В добавление к вызывающим шок у россиян новым границам на Западе, которые равнозначны границам 1653 года (до воссоединения Украины с Россией), Россия будет стеснена, ущемлена в потребностях и способностях проецировать свое влияние на Востоке, в Азии.
    В недавно опубликованных тезисах неправительственного и надпартийного влиятельного Совета по внешней и оборонной политике среди жизненно важных интересов России записаны следующие: предотвращение доминирования, особенно военно-политического, иных держав на территории бывшего СССР; предотвращение формирования в мире враждебных коалиций, в том числе в ответ на те или иные действия России на территории бывшего СССР; беспрепятственный доступ к имеющим стратегическое значение ресурсам, в том числе транспортным артериям, портам государств бывшего СССР, разумеется, на справедливых коммерческих основах; предотвращение локальных войн и масштабных вооруженных конфликтов в сопредельных государствах...
    Жестко и категорично сформулированные, эти тезисы верны в своей основе. Их альтернатива – опасность распада России как второго этапа распада СССР. Их альтернатива – роковой вопрос: может ли вообще существовать Россия вне имперских рамок царской России и коммунистического СССР, но как великая демократическая держава, по праву – и не вопреки другим – осуществляющая особое влияние на постсоветском пространстве?
    Американские политологи типа Киссинджера и Бжезинского такого права за Россией не признают. Хотя речь идет не о мессианстве Третьего Рима или Третьего Коммунистического Интернационала, а о небывалой попытке сменить модель исторического развития. О попытке отказаться от изнурившего русский народ неумеренного глобализма белых и красных самодержцев и, больше того, о смене вековечной модели российского государства: оно должно служить гражданину, а не наоборот, как было на всех этапах российской истории.
    В Советском Союзе интересы собственного народонаселения приносились в жертву в погоне за призраками мировой революции или, позднее, победы почти в полувековом военном противостоянии с США и всем Западом. Достижение и поддержание военно-стратегического паритета с замахом на превосходство превратились в "самоловушку", в историческую западню: ведь общие экономические мощности СССР были много ниже таковых у США и, тем более, совокупного Запада. Военно-техническая и экономическая помощь слабосильным зарубежным "союзникам" – от Кубы до Вьетнама, от Никарагуа до Эфиопии – усугубляла тяжесть взваленного на себя бремени.
    Это была странная империя, где "метрополия" (Центральная Россия) жила хуже, предположим, закавказских окраин и где народные интересы несли на алтарь имперских амбиций номенклатуры, которая, к тому же, как оказалось на поверку, в большей своей части вообще не верила в "коммунистический идеал".
    Геополитические и геостратегические притязания превышали реальные возможности. Сейчас, при смене исторической модели развития, при освобождении от сверхдержавного бремени Россия может многое получить для своих граждан, если ее экономика нормально заработает. Само разгосударствление прежнего сверхгосударства, демонтаж его дорогостоящих структур, по идее, должны быть выгодными для народа и его благосостояния.
    Беда, однако, в том, что миллионы и миллионы людей были включены в гигантскую структуру под названием военно-промышленный комплекс. И головотяпски осуществляемый реформаторами демонтаж обернулся для них потерей работы, невыплатой зарплат и тягостной психологической дезориентацией.
    Это одна из драм, если не трагедий, переходного периода, которую испытывает огромное множество людей, лишенных, к тому же, прежних гарантий социальной защиты и испытывающих на себе новый произвол, новое самовластие, криминальность богачей.
    Беда, причем неизбежная, состоит в том, что новая государственность создается в процессе разгосударствления старой. Сверхгосударство в мгновение ока превратилось в недогосударство, декларируемая демократия принимает форму коррупции, преступности и беспредела. И сознание людей, которым так долго внушали философию поступательного движения истории – "в светлое будущее", не может принять и смириться с этим.
    ... Итак, "понять свою планиду". На нынешнем крутом повороте истории понять – значит и переменить судьбу России, историческую модель ее развития. Наступило время не разбрасывать камни, изображая себя перед людьми всех континентов пупом Земли, а собирать камни, сосредоточиваясь в делах на своем, увы, (или, слава Богу?) суженном пространстве.
    АТР – как экономически первенствующий регион XXI века. Геополитическая передислокация на Западе, куда Центральная Европа хотела бы уйти и по существу уже уходит под крылышко НАТО и Европейского Союза. Анархия и конфликты, экономическая дезорганизованность в так называемом "ближнем зарубежье", которое совсем недавно было частью общего отечества. Таковы стартовые условия, в которых России предстоит найти себя, чтобы, по словам поэта, "жить с умом". Таковы вызовы и времени, и места – нового времени и изменившегося места.
    Самоорганизация – экономическая, политическая, духовная. Обращение не вовне, а внутрь себя – вот ответ на эти вызовы и лучший путь к выявлению российской самобытности в условиях, когда надо не разбрасывать, а собирать камни. И нет никакого парадокса в том, что именно эта самоорганизация, это самоуглубление, означающее строительство новой эффективной государственности, обеспечат нам не изоляцию от остального мира, а интеграцию "по всем азимутам" и на выгодной основе.