Андрей Козицын
Генеральный директор Уральской горно-металлургической компании

   – Правительство, наконец-то, обратило должное внимание на проблемы металлургического комплекса страны, и это – результат настойчивости самих металлургов. Остается вопрос: почему подобные шаги не были предприняты раньше? Ведь кризисные явления в отрасли обозначились, по меньшей мере, год назад, и руководители крупнейших металлургических компаний, судя по их выступлениям, в том числе на страницах журнала "Металлы Евразии", отчетливо представляли опасность наметившихся негативных тенденций.
    – Резкое ухудшение ситуации, которое могло привести металлургическую промышленность к глубокому кризису, началось со второй половины прошлого года. Произошло совпадение целого ряда неблагоприятных факторов: сокращение спроса и снижение цен на мировых рынках после событий 11 сентября, очередной рост тарифов на услуги монополий и непродуманные изменения в российском налоговом законодательстве, плюс – прежние проблемы отрасли, которые накапливаются, но так и не находят решения. Обо всем этом достаточно подробно сказано на заседании Правительства 16 мая. В подготовке доклада, с которым выступил министр промышленности Илья Клебанов, принимали участие ЕвразХолдинг, СУАЛ, Русский алюминий, наша компания и ряд других ведущих производителей металлов. Поэтому здесь отражено не только наше понимание ситуации, но и представление о том, что должно сделать государство в ближайшее время и в долгосрочной перспективе. Проект решения отправлен на доработку, и надеемся, итоговый документ послужит основой для последующих консолидированных действий.
    Наверное, реакция могла быть и более оперативной. Но следует учесть, что изменения в экономической жизни предприятий при наших масштабах наступают не сразу. А система взаимоотношений федеральной власти и товаропроизводителей, работающих в металлургическом комплексе, пока далека от совершенства. На практике происходит примерно следующее. Сначала властные структуры принимают решения без учета мнения металлургов, спустя некоторое время негативные последствия этих решений в полной мере себя проявляют, и только тогда вносятся коррективы. В среднем от момента события до каких-то действий в ответ на него проходит год. Так и сейчас: комплекс мер для преодоления кризисных явлений в отрасли принимается с опозданием в силу все той же инерции.
    – Вы имеете в виду инерционность государственного аппарата?
    – Не совсем так. Дело в том, что металлургические компании не располагают механизмом, позволяющим вовремя влиять на принимаемые решения, связанные с их деятельностью. Например, с 1 августа 2001 года были вдвое повышены тарифы на перевозку экспортных грузов. Событие – крайне неблагоприятное для подавляющего большинства металлургических предприятий, которые размещены не возле морских портов, как зарубежные конкуренты, а в глубине территории страны. В структуре наших затрат транспортная составляющая и без того слишком высока. А каким образом демпфировать ситуацию в середине года, когда средства распределены? Как это отразится на экономике предприятий, на бюджетных отношениях и внебюджетных платежах – об этом кто-нибудь подумал? Нет. Просто решили, и все! Но ведь речь идет о действиях государственной монополии. Такого рода решения не могут находиться вне компетенции федеральных органов власти и приниматься без учета последствий для всех отраслей, формирующих экономику страны. Кроме того, поведение государственных структур (и тех же монополий) должно быть предсказуемым для других участников экономической деятельности, иначе строить наши взаимоотношения будет очень трудно, если вообще возможно.
    – Следует отметить, что металлургические компании впервые согласовали свои интересы до уровня, на котором можно выработать общеотраслевую позицию. Насколько эффективным оказалось такое сотрудничество, с точки зрения самих участников? Как долго оно продлится?
    – Именно консолидация усилий и позволила нам добиться общей цели – обеспечить принятие определенных решений на уровне федерального правительства. Это нормальная практика. Образно говоря, мы все плывем в одной лодке. Перед угрозой внешних вызовов противоречия между компаниями, их собственные задачи и приоритеты должны отступать на второй план. Станет ли этот прецедент случайным эпизодом, или взаимодействие примет долгосрочный характер, пока трудно сказать. Многое зависит от того, в какие условия поставит нас жизнь, насколько важными для отрасли будут обозначенные цели. А для начала надо посмотреть на результаты проведенной акции.
    – Руководители ряда металлургических компаний России заявили о неизбежном увольнении значительного числа работников. Кроме того, предполагается снизить бремя социальной нагрузки на основную деятельность. Расскажите подробнее об этих планах: кто и что в первую очередь попадет под сокращение?
    – Называются разные цифры сокращения численности персонала на предприятиях отрасли: металлурги и Минпромнауки говорят о 350 тысячах, Министерство труда – о 170 тысячах. Однако суть проблемы – не в количестве увольняемых, а в том, что за пределы структуры придется выводить все, непосредственно не связанное с металлургическим производством. Эта огромная дорогостоящая социальная сфера ляжет на скудные муниципальные бюджеты. Там денег нет. Другие механизмы финансирования также отсутствуют. Введение второй части Налогового кодекса фактически уравняет деятельность предприятия в производственной и в социальной сфере. Средства, направляемые на содержание больниц и детских учреждений, будут облагаться точно такими же высокими налогами, как и вложения в бизнес.
    Компании, хотят того или нет, будут вынуждены отказаться от прежней социальной политики. Выход из ситуации – повышать стоимость услуг в данной сфере. Если же это невозможно, все, что связано с неизбежными убытками, не должно облагаться налогом.
    Что касается УГМК, мы тщательно изучаем ситуацию. Оцениваем ее в том числе и с учетом перспективы вступления нашей страны в ВТО. Будем смотреть, что происходит с показателями по прибыли. Но и государственная власть должна действовать с пониманием своей доли ответственности за эту сферу. Все-таки в привычном словосочетании "градообразующее предприятие" на первом месте – город.
    – Цены на медь за минувшие полгода заметно повысились, и оживление в мировой экономике подкрепляет эту тенденцию. Будет ли УГМК с учетом улучшения конъюнктуры вносить коррективы в планы своих поставок на экспорт и на внутренний рынок?
    – Реальное потребление меди внутри страны не растет. Оно сейчас находится на уровне более низком, чем год назад. Возможно, ситуация улучшится во втором полугодии, но поквартальное сопоставление результатов с аналогичными прошлогодними показателями свидетельствует о снижении спроса. Кроме того, серьезное давление на внутренний рынок оказывает компания "Норильский никель", которая до недавнего времени почти всю выпускаемую медь традиционно вывозила на экспорт. Теперь представители компании заявили о намерении продавать в России не менее 100 тыс. т меди в год, при том, что прежние объемы реализации были в 5 – 6 раз ниже. Ничего хорошего от такой "конкуренции" ждать не приходится. Рынок меди в стране неустойчив, реагирует даже на слабые возмущения, и подобные действия неизбежно нанесут урон всем его участникам, не исключая "Норильский никель".
    – Вы постоянно контактируете с руководителями мировых компаний и знаете о настроениях в "медном сообществе" не понаслышке. В случае, если мировые цены на медь опять пойдут вниз, могут ли последовать решительные действия, аналогичные "меморандуму о взаимопонимании", достигнутому в 1994 году производителями алюминия?
    – Рассуждать о картельных соглашениях с участием российских производителей меди вряд ли имеет смысл. Для этого, как минимум, необходимо одно обязательное условие – наличие общей позиции у "Норильского никеля" и УГМК. Наши компании работают на рынках независимо друг от друга, мы – не те участники, с кем принято серьезно считаться. Напомню: в мире ежегодно производится 15 – 16 млн. т рафинированной меди, "Норильский никель" выпускает 450 тыс. т, УГМК – 330 тыс. т. Иными словами, доля каждой компании не превышает 3 %. О чем тут говорить?
    Возможен другой путь повышения нашего влияния на мировом рынке – через организацию совместного бизнеса с одним из ведущих зарубежных производителей меди. Если появятся общие сферы деятельности и возникнут общие интересы, тогда мы сможем участвовать в решении и других проблем, в том числе оказывать определенное воздействие на ценовую политику. На мой взгляд, это направление более актуально.
    – Известно, что УГМК развивает контакты с чилийской компанией "Коделко". На какой стадии находятся переговоры, и что вы от них ждете?
    – Переговоров, как таковых, еще нет. Существует лишь протокол о намерениях. Цели сотрудничества не конкретизируются. Между специалистами происходит обмен информацией в текущем режиме. На данном этапе решается одна задача: "Коделко" должна составить объективное представление о нашей компании, чтобы понять, какая совместная деятельность в принципе возможна, и каков будет ее характер.
    – В последнее время УГМК существенно продвинулась в развитии производства конечной продукции. Какие из результатов на этом направлении вы считаете наиболее важными?
    – Самые впечатляющие достижения, безусловно, связаны с производством медной катанки. Объемы ее выпуска быстро увеличиваются и в текущем году превысят 100 тыс. т, а это – третья часть меди, которую производит УГМК. То, что делают другие наши предприятия, например Шадринский автоагрегатный завод или Кировский завод ОЦМ, существенного влияния на бизнес компании пока не оказывает. В настоящее время ШААЗ осваивает выпуск автомобильных радиаторов по технологии "купробрейз". В 2003 году с пуском первой очереди будет произведено 250 тыс. радиаторов. Для предприятия это огромный успех: по качеству оно сразу выходит на уровень евростандартов и увеличивает объемы товарной продукции на треть. Но с точки зрения прибылей и объемов переработки меди в структуре компании, этот результат мало что значит. Существенные изменения произойдут, когда в эксплуатацию будет введена вторая (на 250 тыс.) очередь производства радиаторов. А это уже полтора таких завода, как нынешний ШААЗ. На Кировском заводе ОЦМ самая актуальная задача – запустить производство цельнотянутых бесшовных труб с использованием 1600-тонного гидравлического пресса. Эта продукция – трубы различной конфигурации диаметром от 7 до 120 мм – по нашим оценкам, имеет хорошую перспективу на рынке.
    – В связи с ограничением продаж на крупнейших рынках стального проката, вновь обострилась проблема избыточных мощностей. В какой степени эта ситуация затрагивает комплекс черной металлургии УГМК?
    – Металлургический завод им. Серова, наш единственный производитель стального проката, – предприятие сравнительно небольшое. Он производит спецстали, а это – достаточно специфический сегмент рынка. Полмиллиона тонн продукции, выпущенной в прошлом году, были реализованы российским потребителям и частично поставлены на экспорт. Завод реконструируется. Производство увеличивается с учетом реального спроса. Мы делаем ту продукцию, которая необходима, и ровно столько, сколько можем продать. Что касается производителей железорудного сырья, то оба наших горнодобывающих предприятия – Качканарский ГОК и Богословское рудоуправление – работают в сложившейся системе товарных потоков.
    – Чем продиктовано ваше решение об уходе с должности генерального директора АО "Уралэлектромедь"? Какого рода качественные изменения в компании подтолкнули Вас к такому шагу?
    – Период создания и становления Уральской горно-металлургической компании в целом завершился. УГМК получает официальное разрешение зарегистрироваться как единая структура. Происходит консолидация акционерного капитала. Предстоит сложная работа с акционерами предприятий. Впереди – выход на фондовый рынок, и не только в России. Нужно обеспечить рост капитализации компании. И все это – сложные задачи, решение которых требует значительных усилий. В таких условиях совмещать две должности – генеральный директор УГМК и руководитель одного из предприятий холдинга – было бы неправильно.
    Есть масса других проблем, которые касаются компании в целом. Например, реформирование РАО "ЕЭС России" – что оно означает для нас, чем осложнит нашу жизнь, как будут строиться взаимоотношения с местными поставщиками данного рода услуг? А самое главное – как изменится одна из основных составляющих себестоимости нашего производства? То же самое – предполагаемое реформирование МПС и деятельность акционерного общества "Российские железные дороги". Есть целый комплекс вопросов и в отношении ВТО: нужно точно рассчитать, как вести себя в новой ситуации по всем направлениям нашей деятельности.
    – По делу о Карабашском медеплавильном комбинате вынесено более ста судебных решений. Складывается впечатление, что этот процесс, где одной из сторон выступает УГМК, становится бесконечным. Могут ли в этой ситуации быть найдены иные способы решения конфликта – компромисс, добровольный отказ одной из сторон от продолжения спора за собственность, вмешательство органов высшего надзора?
    – У нас достаточно материалов, подтверждающих законность претензий УГМК на данное предприятие. Тем не менее мы готовы предложить компромиссные решения, вполне приемлемые для наших оппонентов. Если же они не хотят отказываться от судебного разбирательства, то и у нас не остается иного выбора, кроме как продолжать эту работу.