Алексей Арбатов
Профессор, депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ

    В противовес претензиям США на глобальную монополию широкую поддержку в России получила концепция многополярного мира, как наиболее соответствующая национальным целям государства. Однако и эта идея имеет свои "за" и "против". Прежде всего встает вопрос: каковы будут роль, вес и влияние нашей страны в такой международной системе? Во-вторых – как изменятся параметры военного баланса на глобальном и региональном уровнях, и как это повлияет на истоки и уровень угроз российской безопасности? В-третьих – какими в такой системе могут быть острота и география международных конфликтов, и как они отразятся на военно-политическом положении России? В-четвертых – насколько устойчивой будет многополярная система и какова вероятность размежевания на новую биполярность? Наконец, в-пятых – какой внешнеполитический и военный курс следует проводить Москве, чтобы придать многополярной системе максимальную стабильность, обеспечив России безопасность и достойную политическую роль?

При всей переменчивости внутренней и внешней политики многих стран экономическое и военное развитие государств поддается долгосрочному прогнозированию с приемлемым диапазоном погрешности. Причем, как показывает исторический опыт, на длительных отрезках времени эволюция экономического базиса определяющим образом воздействует на военный потенциал, внешнеполитическую роль и проекцию международного влияния любой страны.
    По данным международной статистики на конец 90-х годов, доля ведущих держав в мировом ВВП распределялась следующим образом: США – 21 %, Западная Европа – 20, Япония – 7,5, Китай – 12,5, а Россия – 2,4 %. Расчеты, согласно прогностическому исследованию ИМЭМО РАН, показывают, что к 2015 году США будут иметь 18 % от мирового ВВП, Западная Европа – 16, Китай – 16,5, Япония – 5,5 %. Россия в лучшем случае – при ежегодном экономическом росте в 5 – 6 % – повысит свою долю до 3 %. Учитывая специфику российской экономики и структуру ее экспорта, доля РФ в мировом торговом обороте будет не более 1,5 %, а в совокупных иностранных инвестициях – 1 %. Огромная внешняя задолженность делает российский бюджет заложником ежегодных переговоров по реструктуризации долга и новых кредитов Запада. В ином случае полные платежи по долгам в ближайшие 10 лет составят 60 – 80 % расходной части федерального бюджета.
    Соответственно этим обстоятельствам будет складываться и международное влияние России, которая вряд ли сможет претендовать на роль одного из самостоятельных полюсов в многополярном мире. При снижении уровня конфликтности многополярной системы экономическая зависимость, очевидно, значительно вырастет. При его повышении - усилится роль военной составляющей, однако и тут экономика будет опосредованно влиять на политику - через объемы военных бюджетов и их распределение по основным статьям, силам и средствам.
    При самом оптимистическом варианте экономического роста 5 – 6 % ежегодно и при условии выделения на оборону не менее 3,5 % российского ВВП (сейчас 2,6 %) Россия будет способна сохранить статус одной из двух ракетно-ядерных сверхдержав и через 10 – 15 лет. Это значит – поддерживать свои стратегические ядерные силы (СЯС), их систему управления и информационного обеспечения на уровне СНВ-1 (6000 боеголовок) при развертывании в США национальной ПРО или на уровне СНВ-2 (3000 боеголовок) при сохранении нынешних ограничений на ПРО по договору 1972 года.
    Однако для этого пришлось бы выделять на СЯС от 50 до 60 % всего военного бюджета (сейчас около 15 %), что свело бы к минимальному уровню силы общего назначения (СОН). Между тем, как показали агрессия НАТО против Югославии и новая чеченская кампания, роль СОН в обеспечении национальной безопасности будет увеличиваться, что и отражено в российской военной доктрине, принятой в мае 2000 года. Скорее всего, доля расходов на содержание и модернизацию СЯС не превысит 15 – 20 % военного бюджета РФ, что при доле военных расходов в 3,5 % ВВП позволит поддерживать эти силы на уровне не выше 2000 боеголовок. Если же военные расходы, как сейчас, останутся на уровне 2,6 – 2,8 %, то у России будет не более 1000 – 1500 боеголовок. В рамках договора СНВ-1 это означало бы шести – восьмикратное ядерное превосходство США (как в начале 60-х годов), при выполнении договора СНВ-2 это предполагает трехкратное американское превосходство, а при согласованных рамках СНВ-3 (1997 г.) – двукратное преимущество США.
    Единственный способ сохранить равновесие посредством модифицированного варианта СНВ-3 (по 1500 боеголовок для каждой стороны) состоит в том, чтобы согласиться на предложение США пересмотреть договор по ПРО. Но в этом случае при равных наступательных СЯС США приобретут преимущество за счет развертывания национальной ПРО. Для России последовать этому примеру при существующих бюджетных возможностях означало бы опять-таки или спуститься на уровень около 500 боеголовок (как сейчас у Франции), или пожертвовать своими силами общего назначения.
    В этой связи встает вопрос: почему не считать достаточной 1000 или даже 500 ядерных боеголовок? Дело в том, что на ядерный потенциал России возлагается не только военная задача причинения агрессору неприемлемого ущерба, а более широкая функция военно-политического сдерживания как ядерной агрессии, так и широкомасштабной агрессии с применением обычного оружия (пример – акция НАТО на Балканах в 1999 г.) со стороны любого противника. Отсюда – и концепция применения ядерного оружия первыми в критической ситуации, провозглашенная в военной доктрине. Допустив многократное ядерное превосходство США и НАТО (а расширенное сдерживание направлено именно на них), едва ли можно рассчитывать на убедительность сдерживающего эффекта ядерных сил и военной доктрины РФ. В лучшем случае все это будет проигнорировано как блеф и поставит Москву перед решением о реальном применении СЯС в ответ на неядерную агрессию, а в худшем – спровоцирует упреждающий ядерный удар оппонента. Это тем более опасно, что многополярный мир предполагает новую ситуацию и в ядерном балансе сил.

В годы холодной войны ядерные потенциалы СССР и США настолько превосходили силы других государств, обладающих ядерным оружием, что для двух сверхдержав это было второстепенным вопросом в стратегии национальной безопасности. Ядерное оружие КНР на носителях стратегического класса не доставало до территории США. Английское и французское не было направлено на США, а для СССР не представляло реальной угрозы, составляя в совокупности не более 8 % от советских СЯС.
    Важнейший негативный атрибут многополярности – распространение ракетно-ядерного и других видов оружия массового уничтожения – кардинально меняет эту картину. Членами ядерного клуба уже стали Индия, Пакистан и Израиль (негласно). К ним могут присоединиться Северная Корея и Иран, а в пессимистическом прогнозе – Ирак, Египет, Ливия, Южная Корея, Тайвань и даже Япония. Через 10 – 15 лет арсеналы третьих стран в совокупности могут не только стать сопоставимыми с российскими ядерными силами, но даже превзойти их. При этом они могут быть направлены на Россию (у нее нет ядерных союзников) и будут дислоцированы намного ближе к ее территории. Классический тип отношений взаимного сдерживания может не сложиться с правящими режимами новых стран – членов ядерного клуба, которые могут действовать иррационально. Кроме того, их ядерное оружие может быть гораздо более подвержено опасности несанкционированного или аварийного пуска, хищения или экологической катастрофы, может оказаться в руках политических авантюристов в результате гражданской войны или правительственного переворота. Ко всему, нет никакой ясности, как распространить на третьи страны режим сокращения и ограничения ядерного оружия, проверки и обмена информацией, который более чем за 30 лет сложился между СССР/РФ и США и доказал свою работоспособность. Да и сам этот режим может рухнуть под воздействием распространения ракетно-ядерного оружия и новых потребностей двух ведущих держав в области наступательных и оборонительных, стратегических и тактических ядерных вооружений.

Что касается обычных вооруженных сил, то и здесь многополярный мир может принести новые опасности для России. Всего 15 лет назад СССР располагал самой мощной армией в мире численностью около 4 млн. человек. Вместе с союзниками по ОВД он имел трехкратное превосходство над НАТО в Европе по основным видам обычных вооружений сухопутных войск и ВВС. На Дальнем Востоке советская группировка значительно превосходила силы Китая, США и Японии.
    В настоящее время Россия все еще имеет третью по численности армию (после Китая и США), несмотря на ее трехкратное сокращение – до 1,2 млн. человек. Тем не менее ситуация коренным образом изменилась и будет меняться дальше в силу ряда причин.
    Во-первых, затяжной экономический кризис 90-х годов и резкое сокращение военного бюджета делают даже такую армию непосильной для РФ. На ее содержание идет около 70 % военных расходов по реальному исполнению бюджета, что истощает финансирование инвестиционных статей, от которых более всего зависит реальная мощь современных вооруженных сил: НИОКР, закупки вооружений и военной техники, капитальное строительство. Это ведет к потере боеготовности и боеспособности армии, к развалу ВПК. Доля новых вооружений и техники уже сократилась до 20 %, а через 5 лет упадет до 5 %, тогда как в развитых странах она составляет 50 – 60 %.
    Во-вторых, вооруженные силы соседних стран будут расти относительно российских ВС. На западе НАТО в следующие 10 – 15 лет приобретет трех-четырехкратное превосходство над Россией. На востоке Китай за счет вдвое большего военного бюджета и масштабных закупок российского оружия тоже получит значительное превосходство. Даже армия и флот Японии будут иметь преимущество над российской группировкой на Дальнем Востоке. На юге ситуация – тоже совершенно новая. Индия, традиционно младший партнер СССР, имеет теперь равную по численности армию, вдвое больший военный бюджет и опережает Россию по ряду научно-технических направлений. Турция располагает ВС на уровне 50 % от всей армии России, вместе с Ираном они имеют вооруженные силы по численности равные российским, а вместе с Пакистаном обладают полуторным превосходством. Конечно, эти государства вряд ли станут угрожать России прямо, а тем более единым фронтом, но существует вероятность оказания ими поддержки режимам или движениям в Закавказье, Центральной Азии и в самой России, направленным против Москвы и ее союзников.
    В-третьих, Россия все больше втягивается в конфликты и операции с использованием СОН: на Кавказе, в Средней Азии, на Балканах. Акция НАТО против Югославии обострила задачу усиления российских сил ПВО, ВВС и ВМФ для отражения подобной угрозы, что особо отмечено в новой военной доктрине. Но даже при военном бюджете на уровне 3,5 % ВВП эти потребности можно удовлетворить только за счет свертывания расходов на СЯС, и в результате через 10 – 15 лет произойдет сокращение сил ядерного сдерживания до уровня третьих ядерных держав, что лишит РФ особого статуса в глобальном стратегическом балансе и в переговорах с США. Чтобы избежать этого, России пришлось бы еще больше сократить армию для экономии на ее содержании (на 30 или 50 %), существенно свернуть задачи СОН, военные обязательства и военное присутствие за рубежом.

В условиях многополярного мира – в отличие от биполярного – помимо объективного соотношения экономических и военных потенциалов огромную роль будут играть характер и степень сотрудничества между основными центрами силы, вероятность объединения усилий нескольких центров против одного из них. И тут ситуация складывается для России весьма неблагоприятно.
    На глобальном уровне ухудшаются ее отношения с США вокруг проблем распространения ядерного и ракетного оружия, планов создания американской ПРО, российского ядерно-энергетического и военно-технического сотрудничества с Китаем, Индией, Ираном. На западном направлении обостряются ее противоречия с НАТО по вопросам дальнейшего расширения блока, одностороннего применения силы блока вовне и силовой политики России внутри. Возможно нарастание экономической и политической напряженности в отношениях с расширяющимся Евросоюзом. На юге вовлеченность РФ в локальные конфликты на Кавказе и в Средней Азии противопоставляет ее мусульманскому миру. На востоке нерешенность территориального спора мешает развитию сотрудничества с Японией.
    Взаимодействие России с некоторыми странами СНГ, безусловно, полезное само по себе, не может служить компенсацией, поскольку ни по отдельности, ни все вместе они не являются центром силы и мало что прибавляют к экономическому и военному потенциалу РФ.
    При всей важности развития сотрудничества России с Китаем, Индией, Ираном эти страны по разным причинам не могут стать ее полновесными союзниками, а в некоторых случаях они создают для России дополнительные проблемы в отношениях с США, Западной Европой, Японией и мусульманскими странами. При этом Китай и Индия соперничают и между собой. В перспективе нельзя исключать роста напряженности в отношениях РФ с КНР вокруг ресурсов и территорий Дальнего Востока, а также по демографическим проблемам.
    Из всего этого следует, что в многополярном мире при дальнейшем развитии существующих тенденций наша страна может оказаться в самом невыгодном и уязвимом положении – как из-за своего растущего отставания по главным параметрам национального могущества, так и в результате отдаления от основных группировок и центров региональной экономической и военно-политической интеграции. Это может повлечь изоляцию и полную потерю международного влияния России или истощить ее ресурсы в растущей конфронтации по нескольким направлениям, или, в худшем случае, даже привести к подавлению России коалицией нескольких центров силы.

Судя по прогнозируемым тенденциям экономического и военного развития, монополярность во главе с США вряд ли возможна в XXI веке. Вспомним, что после 1945 года США имели более 40 % от мирового ВВП, монополию на ядерное оружие и средства его доставки и полную неуязвимость своей территории. Несмотря на все это монополярности не возникло, тем более слабы предпосылки для такой модели мира в обозримом будущем – через 15 – 20 лет. Вместе с тем альтернативой монополярности может быть не только многополярность, но и новая биполярность, при которой главными полюсами противостояния станут США и Китай, а основная арена соперничества переместится из Европы в Азиатско-Тихоокеанский регион. Как вариант, на передний край конфронтации с Китаем возможен выход ремилитаризованной Японии при поддержке США, Тайваня и Южной Кореи.
    Россия может оказаться между жерновами этой конфронтации. Сближение с США (вместе с Японией, Тайванем и Южной Кореей) обрекло бы ее на противостояние с Китаем при крайней уязвимости российского Дальнего Востока и большом региональном военном превосходстве КНР. Полновесный союз с Китаем против Запада, к которому есть определенная тенденция сейчас, был бы еще более опасным вариантом. Союзники США по НАТО открыли бы на западных рубежах РФ второй фронт военно-политической напряженности, постарались бы перетянуть на свою сторону вслед за Балтией также Украину, Молдавию и Закавказье, максимально затруднить отношения Москвы с мусульманским миром.
    В новой российско-китайской коалиции, в отличие от периода 50-х годов, роль "старшего брата" принадлежала бы Китаю, который значительно превосходил бы Россию по экономической и военной мощи, не говоря уже о численности населения. Дальний Восток России, а также Монголия могут стать сферой господства Китая, его ресурсной базой и пространством демографической экспансии, т.е. тем, чем Манчжурия была для России в конце XIX – начале XX веков. Не исключено, что в борьбе за ресурсы и сферы влияния в западной части Тихого океана Китай в какой-то момент может заключить сделку с Японией, уступив ей экономическое господство над всей Курильской грядой и Сахалином с его богатым нефтяным шельфом в обмен на российский материковый Дальний Восток, Тайвань, часть Индокитая и шельф южных морей.
    Такой исход был бы сколь трагичен, столь и абсурден для национальных интересов РФ: борясь против монополярности во главе с США, Россия попала бы под господство Китая – страны с гораздо более далекой для нас цивилизацией и авторитарным строем, огромными потребностями в ресурсах и жизненном пространстве, традицией жестокого подавления национальных меньшинств (в числе которых могут когда-то оказаться и россияне на Дальнем Востоке). Полное подчинение Китаю или отрыв азиатской части территории от России были бы для нее катастрофическим итогом новой биполярности.

Приведенный анализ позволяет сделать ряд принципиальных выводов. Прежде всего, помимо монополярного мира под эгидой США, не меньшую, а то и большую опасность для России представляют новая биполярность и конфронтация между США и Китаем, в которой Москве едва ли удалось бы сохранить равноудаленность и нейтралитет.
    Вероятность такой биполярности сейчас выше, чем перспектива как американской монополярности, которой Россия всеми силами сопротивляется, так и многополярности, за которую она всемерно ратует. Хуже того, Москва так строит свою политику, что невольно подталкивает международные отношения к новой биполярности, хотя ответственность за это в не меньшей степени лежит и на политике США и НАТО. Но даже если двух первых неблагоприятных моделей международной системы удалось бы избежать, сама по себе многополярная международная конфигурация отнюдь не гарантирует обеспечения российских национальных интересов и безопасности. Существующие сегодня неблагоприятные тенденции необходимо изменить, а для этого нужен последовательный и четко скоординированный стратегический курс России на 10 – 15 лет вперед.
    Само собой разумеется, что первоочередная задача – преодоление экономического кризиса в России и обеспечение внутренней стабильности. Нужны "зачистка" госаппарата, переналадка всех ветвей власти на высшем и региональном уровнях, сплочение федерации, подавление коррупции и преступности – все это на правовой демократической основе. Также необходимы скорейшее прекращение войны в Чечне на основе политического урегулирования и предотвращение новых конфликтов такого рода внутри страны.
    Что касается внешней политики, то нынешние приоритеты, действия и международные связи России, как представляется, выстраиваются в долгосрочной перспективе далеко не самым оптимальным образом.
    Взаимодействие с Белоруссией, Казахстаном, Арменией, другими странами СНГ необходимо как в плане безопасности России, так и с точки зрения некоторых ее экономических, а также социально-политических и гуманитарных интересов. Конфликты с соседями для России были бы губительны, но сближение с ними само по себе отнюдь не решает главных вопросов. Эти страны не могут дать России главное: инвестиции в реальную экономику, включение в мировые экономические и информационные процессы интеграции, преодоление неблагоприятных геостратегических тенденций, выдвижение на выгодные экономические, политические и военные позиции в многополярном мире.
    Развитие экономических и политических отношений, военно-технического сотрудничества Москвы с Китаем, Индией, Ираном, Ираком, Северной Кореей способно принести определенные выгоды при том, конечно, условии, что оно не нарушит существующих международных соглашений и решений ООН. Однако о реальной интеграции или союзе здесь не может быть и речи в силу огромных социально-экономических и культурных, геополитических и стратегических различий. Более того, с некоторыми такими державами излишнее сближение может стать опасным для независимости и суверенитета России, втянуть ее в конфликты, чуждые российским интересам.
    Отношения с США, безусловно, останутся важными, прежде всего в сфере урегулирования международных конфликтов, ограничения вооружений и нераспространения. Против воли США невозможно расширять сотрудничество с другими странами Запада и мировыми экономическими и финансовыми организациями. Но двусторонние отношения двух держав будут сужаться из-за растущего экономического, военного и политического неравенства, нежелания США вести дело с Россией как равноправным партнером и несогласия России узаконить для себя подчиненное положение.
    Представляется, что во внешней политике РФ приоритетными должны быть отношения с теми странами, от которых зависят перспективы экономического роста России, привлечения крупных иностранных инвестиций, расширения ее участия в международных торговых и финансовых организациях. Речь идет прежде всего о Западной Европе и Японии. Эти же страны будут играть для России решающую роль с точки зрения ее долгосрочных политических интересов и проблем безопасности. Именно от характера этих отношений будет зависеть, удастся ли избежать новой биполярности в мире или такой многополярности, при которой Россия окажется в конфронтации "по всем азимутам". В многополярном мире всегда действует правило: в самом выигрышном положении оказывается та из ведущих держав, которая поддерживает с другими центрами силы относительно лучшие отношения, чем существуют у них между собой. Такое положение может компенсировать временную экономическую и военную слабость, дать возможность постепенно сократить отставание по этим параметрам национального могущества.
    Вместе с тем в интересах Москвы – максимальное расширение роли и повышение эффективности международных структур безопасности, таких, как ООН и ОБСЕ, в урегулировании конфликтов, принуждении к миру, проведении миротворческих операций. Действуя через международные организации, зачастую бывает труднее достичь своих целей, чем путем односторонних акций, особенно в конфликтах вблизи или внутри своих границ. Но всемерное утверждение принципов международного права и многосторонности уменьшает вероятность произвола и со стороны других, более могущественных держав, которые способны ущемить российские интересы в точках их уязвимости.
    Точно так же, ввиду неблагоприятных тенденций в экономическом и военном соотношении сил в мире, Россия больше всех заинтересована в расширении и укреплении режима и системы ограничения вооружений и военной деятельности, в разоружении и нераспространении оружия массового уничтожения и средств его доставки. (Тут после долгих лет пассивности дан хороший старт апрельскими ратификациями СНВ-2 и ДВЗЯИ Госдумой и Советом Федерации.) Тем не менее долгосрочная опасность распространения ракетно-ядерного оружия в России сейчас явно недооценивается, а в политике ограничения вооружений явно завышен приоритет диалога по стратегическим вооружениям с США и по обычным вооружениям с НАТО, как и ряд других традиционных вопросов военных отношений РФ и Запада. В многополярном мире проблема нераспространения должна стать приоритетной для российской политики в этой сфере.
    На европейском континенте магистральный путь России лежит в направлении постепенного, тщательно продуманного и согласующегося с российской спецификой сближения с Европейским союзом и всеми структурами Большой Европы. Если через 15 лет в ряду мировых центров силы РФ будет стоять весьма далеко от первого места, то в европейском масштабе она может остаться одной из ведущих держав по экономике, военной силе, не говоря уже о населении и территориально-ресурсной базе. Демократическая Европа не сможет и не станет делать Россию сырьевым придатком, не поставит под сомнение ее суверенитет и территориальную целостность. Европа накопила огромный опыт интеграции при сохранении национальной и культурной самобытности всех ее народов. Интеграция России с Украиной и Белоруссией может быть взаимовыгодной и бесконфликтной именно в рамках более широкой европейской интеграции, как и ее возвращение в экономику и политику Центральной и Южной Европы.
    Последовательное сближение России с ЕС в экономическом, политическом и военном отношениях (включая возможную совместную ПРО театра) должно стать альтернативой превращению НАТО в основу европейской безопасности. Партнерство России с НАТО может планироваться в крупном масштабе, но должно ставиться в жесткую зависимость от прекращения расширения НАТО на восток и исключения применения силы вопреки международному праву и помимо санкций ООН. Заметное военное присутствие США в Европе более не является залогом военно-политической стабильности на континенте. Главная задача России в Азиатско-Тихоокеанском регионе, помимо радикальных мер улучшения экономического и социального положения Сибири и Дальнего Востока, – формирование более сбалансированных отношений с Китаем и Японией. Сохранение американского военного присутствия в АТР соответствует интересам РФ, поскольку альтернативой является полномасштабная (в том числе ядерная) ремилитаризация Японии и превращение российского Дальнего Востока в объект соперничества двух азиатских гигантов. Всемерное расширение сотрудничества и связей России с Японией создаст более уравновешенную и стабильную систему отношений в АТР и снимет угрозу как конфронтации Китая с Японией и США, так и переориентации китайского давления на север. Россия должна активно содействовать мирному объединению Кореи по "германской модели". Необходимо создавать на Дальнем Востоке режим ограничения вооружений и военной деятельности, мер военной транспарентности и доверия, нераспространения оружия массового уничтожения и его носителей.
    В Черноморско-Каспийском бассейне Россия должна крайне избирательно подходить к прямому участию в вооруженных конфликтах, чтобы не противопоставлять себя исламскому миру. Требуется всемерно укреплять местные опоры противодействия агрессивному фундаментализму и национализму (Грузия, Армения, Казахстан, Узбекистан) и добиваться сотрудничества с Западом в урегулировании конфликтов и по вопросам освоения природных ресурсов, развития транспортной инфраструктуры региона.
    В сфере обороны даже в нынешней нелегкой финансовой ситуации необходимы увеличение военного бюджета до 3,5 % ВВП, параллельное сокращение численности ВС еще примерно на 30 % (до 0,8 млн. человек), изменение соотношения затрат на содержание и инвестиции с 70:30 % на 55:45 %, а внутри инвестиций – в пользу науки, чтобы соотношение закупок вооружений и военной техники и НИОКР составляло примерно 50:50 %. Это позволит сохранить передовые отрасли ВПК и – что еще труднее, потеряв, возродить – школы и коллективы прикладной и фундаментальной науки. Это позволило бы поддерживать СЯС как минимум на уровне СНВ-2 (3000 боеголовок) и сохранить равновесие с США через 10 – 15 лет. В интересах России - иметь также более компактные, но гораздо лучше подготовленные и оснащенные СОН для избирательных локальных операций и сдерживания угрозы военных акций. В течение пяти лет можно было бы полностью перейти к добровольно-контрактной армии.
    Ввиду вероятного распространения ракетно-ядерного оружия, видимо, придется в обозримом будущем вкладывать большие ресурсы в ПРО театра для защиты административно-промышленных центров от ракет средней дальности и оперативно-тактического класса, угрожающих с юга и востока (чему не препятствует договор по ПРО 1972 г.). Чтобы добиться от США понижения уровней СНВ-3 до 1500 боеголовок и облегчения финансового бремени поддержания равновесия, возможно, придется пойти на расширение рамок договора по ПРО 1972 года и разрешить более чем один район базирования ПРО, предусмотрев также меры сохранения российского потенциала сдерживания СЯС (через отмену запрета на наземные МБР с РГЧ). Договоренность с США по стратегической ПРО и дальнейшему сокращению наступательных средств открыла бы путь к созданию совместной ПРО театра России и остальных европейских государств с американским участием.

Безусловно, приведенными выше соображениями далеко не исчерпывается тематика международной политики многополярного мира и даже более узкой ее сферы – вопросов безопасности. Другие важнейшие области – экономика и финансы, современные коммуникации и информационные техносферы, доступ к энергетическим ресурсам и демографические проблемы, научно-техническое развитие и новые проблемы безопасности, трансграничная преступность, торговля наркотиками и оружием, религиозный и этнический экстремизм и терроризм, незаконная миграция и экология - все это будет оказывать огромное воздействие на мир в XXI веке и влиять на уровень безопасности России.
    Представленные положения касаются более традиционных сюжетов конфигурации мировых центров силы, соотношения их мощи и влияния, общности и конфликтов их интересов. Тем не менее, как кажется, и здесь нет достаточной ясности, упускается много серьезных проблем. Ими необходимо основательно заниматься, чтобы избежать формирования неблагоприятной системообразующей конфигурации мировой политики. Если такая нежелательная система сложится, то она не только сама по себе будет подрывать российскую безопасность, но и приведет к тому, что остальные проблемы не будут решаться вообще или будут решаться в ущерб интересам России. Если новая система окажется благоприятной для России, то, помимо всего прочего, она сама сможет внести гораздо больший позитивный вклад в решение принципиально новых вопросов безопасности и международной жизни.