Владимир Губарев
Агентство "Некос" – для журнала "Металлы Евразии"

Виталий Коновалов

    На всех изгибах истории, при ее подъемах и падениях, в бурных схватках и при медленном течении времени неизменно были люди, которые пытались сохранить самое ценное, что было накоплено в предыдущие годы. Они упорно стояли на своем, а потом выяснялось: именно они правы, а большинство ошибались. И благодарные современники, а чаще всего, к сожалению, потомки называли их то "хранителями традиций", то "символами эпохи". Что же, некоторые определения кажутся возвышенными, излишне эмоциональными, но суть не меняется – подобно хранителям огня в древности есть среди нас люди, которые выполняют столь почетную, но самое главное – столь необходимую для развития человечества роль.
    Мне кажется, что Виталий Федорович Коновалов относится именно к таким людям. Волею судьбы он оказался в самом эпицентре событий, и сколь бы ни трудно было ему – он все-таки выстоял. Я имею в виду ту схватку, что случилась в начале 90-х годов вокруг Минсредмаша – нашего атомного министерства. Оно оказалось под мощным натиском не только "зеленых", но и под ударом политиков.

    Разрыв цепочки

    Будучи министром атомной энергии СССР Виталий Коновалов пытался сохранить отрасль как единое целое. А ведь "великая атомная империя" Советского Союза простиралась от Чехословакии и ГДР, где добывался уран, до Северной Кореи, где работали наши реакторные и исследовательские установки. И вдруг в одночасье границы атомной промышленности начали разрушаться и размываться. Местные элиты, приходящие к власти в республиках, в первую очередь прибирали к рукам именно атомные предприятия. Ведь на них производился не только уран, но и золото, редкоземельные металлы, электроника. Золото Заравшана, сверхчистые удобрения Шевченко, полиметаллы Учкудука, золото Киргизии – все это было под властью и управлением атомщиков. И, естественно, гигантские комбинаты были мгновенно "национализированы". А министр Коновалов мотался по республикам, убеждал новых руководителей, что комбинаты и предприятия атомной промышленности хороши как раз тем, что образуют единую цепочку. Разрыв ее приведет к гибели промышленности как таковой. Он предлагал создать финансово-промышленные группы – новую форму организации межреспубликанского сотрудничества. В ней главную роль должна играть экономика, а не политика. Но на Коновалова смотрели с удивлением. К сожалению, прозрение наступило лишь спустя пять лет... Ныне Виталий Федорович работает первым заместителем министра Минатома России и пытается вновь связать порванную атомную нить. Об этом мы и беседовали с ним.
    – Я помню то время, когда вы были в фантастически трудной ситуации. Страна разваливалась, ядерный комплекс тоже, и вы метались из одной республики в другую, пытаясь спасти хоть что-нибудь...
    – Я добился согласия всех президентов на создание корпорации, которая обеспечивала бы АЭС топливом, сохранила бы предприятия. И это была правильная идея, так как ни одно предприятие, находящееся в какой-то республике, не пойдет в подчинение министерству другого государства. А если создать коммерческие структуры, то это противоречие исчезает. К сожалению, меня до конца не поддержали, и практически я проиграл, хотя на предприятиях и в министерстве меня все поддерживали. К сожалению, особую роль сыграл Бурбулис. Он был против такой кооперации.
    – Что вы имели в виду, ратуя за создание такой корпорации?
    – Возьмем к примеру металлургические заводы. Не имеет значения, в какой организационной структуре они находятся. Тот же "Норильский никель". Банк купил его, но комбинат продолжает работать и выпускать продукцию. Для него смена хозяина особой роли не играет. Иное дело ядерный топливный цикл. Тут есть специфические особенности, в том числе и проблемы нераспространения. По сути дела, существуют монопредприятия. Возьмем Желтые Воды Украины – рудник, затем Степногорск в Казахстане и Покровск в России. Далее идет цепочка производства окиси-закиси, затем переработка тетрафторида, далее – обогащение урана... И каждое предприятие уникальное, подчас единственное, так что вроде бы в нем правительство заинтересовано, но в отдельности оно существовать не может. Границы разрубили ядерные цепочки, которые создавались невероятными усилиями сотен тысяч людей и требовали огромных материальных затрат. Когда все были в одной "оболочке" – я имею в виду СССР и страны СЭВ, то проблем не было. Если строилась АЭС, то сразу же подразумевалось, что она будет получать топливо от вполне конкретных предприятий. И у директора АЭС голова не болела, за него решали в министерстве и Госплане.

    Как минимум – два поставщика

    – Теперь ситуация коренным образом изменилась, – продолжает Виталий Коновалов. – Чтобы атомная станция могла работать стабильно, в базовом режиме, она должна получать топливо минимум от двух партнеров. Почему? К примеру, разговариваем мы с директором Запорожской АЭС. Там недавно новый блок пускали. Он и говорит, мол, получаем мы твэлы с Новосибирского завода. А если там забастовка? Или авария? Или какая-нибудь иная чрезвычайная ситуация? Если Новосибирский завод на два-три месяца остановится, а такое, что греха таить, может случиться, то и Запорожской АЭС нужно останавливать все шесть блоков? По рекомендациям МАГАТЭ атомная станция должна иметь минимум двух поставщиков топлива. Причем один из них должен иметь техническую возможность полностью обеспечить АЭС. Когда Советский Союз распался, западные предприниматели посчитали, что в Восточной Европе и в Украине образовался свободный рынок ядерного горючего. И они начали делать все возможное, чтобы захватить или по крайней мере вторгнуться на этот весьма перспективный рынок. США, Франция, Англия и наш концерн "Твэл", созданный на базе предприятий Минатома, начали бороться за место под солнцем.
    Пять крупнейших фирм, имеющих полный пакет услуг, по сути, делят весь атомный мир планеты. И каждая АЭС решает: с кем ей работать? Например, свой выбор останавливают на "Вестингаузе". Почему именно на нем? На "Вестингаузе" два завода выпускают твэлы. Это самостоятельные предприятия. Причем не имеет значения, где именно находятся заводы – в США или Южной Корее. Станция также смотрит: а какие заводы поставляют таблетки и сколько их? Опять-таки необходимы два предприятия. А как дела с цирконием? Оказывается, у "Вестингауза" снова два завода. Следовательно, АЭС анализирует устойчивость всей системы производства ядерного топлива. Плюс к этому способность к конкуренции, а значит, и ценовая политика. Вот почему, когда идет разговор о снабжении топливом станции, появляются два-три конкурента, которые предлагают свои услуги. Так принято на Западе, и в такой системе я не вижу ничего плохого.

    "Твэл" включается в конкурентную борьбу

    – Плохо то, что у нас этого не было?
    – Посмотрим теперь на наш концерн "Твэл". Он возник тогда, когда бытовали наши прежние представления. Мол, будем давать той же Запорожской АЭС топливо для всех шести ее блоков, а для этого достаточно мощностей в Новосибирске. С таким положением в СССР никто не спорил. Однако на мировом рынке все иначе. Во-первых, через пять-шесть лет на станцию может придти "чужой" поставщик топлива и, если его условия окажутся лучше, то предпочтут его. Во-вторых, основным заказчиком становится станция, а не государство. Чтобы выиграть тендер на поставку топлива для Запорожской АЭС, теперь "Твэлу" нужно иметь два завода, но в Электростали твэлы для тех реакторов не производятся. Да, мощностей в Новосибирске хватает. Но ведь речь идет о другом – о стабильности! И пришлось убеждать, что необходимо в Электростали осваивать новое производство, иначе тендер в Запорожье выиграют американцы. И тут уже ничего не поделаешь, потому что на мировом рынке именно таковы условия игры. Я побывал на всех предприятиях топливного цикла, которые существуют на планете, а потому говорю об этом с убежденностью.
    – Ломать стереотипы трудно?
    – В случае с Запорожской АЭС мне было ясно, что мы лишимся минимум трех блоков, если не освоим новое производство в Электростали. К счастью, удалось убедить коллег, и уже скоро в Электростали мы будем выпускать кассеты на перегрузку одного блока. Аналогичный процесс идет и в Новосибирске. Там осваиваются твэлы для 440-го реактора. Мы проанализировали перспективу и поняли, что работы нам хватит до 2025 года. Это я имею в виду действующие реакторы, а ведь рождаются и новые идеи.
    – Твэлы – это первый шаг?
    – Конечно. Начали разбираться с таблетками, с цирконием, с другими материалами. И теперь удалось внутри концерна "Твэл" создать вполне устойчивую, отвечающую мировым требованиям систему. Тендер в Украине мы выиграли, хотя перевес был и небольшой.
    – Какой?
    – Три голоса. Восемь экспертов – "за", пять – "против". Но это еще одно свидетельство того, что концерн "Твэл" не только способен конкурировать с "Вестингаузом", но и выигрывать у него.
    – А сколько это стоит?
    – О, это очень большие деньги! Ведь речь идет о поставках ядерного топлива для всех атомных станций Украины.
    – Вы упомянули о Словакии...
    – Я недавно был в Маховце. Правительство России дает кредит в 150 млн. долл., и мы будем поставлять топливо для АЭС в Словакии. Как известно, мы проиграли тендер в Чехии. Там первенствовал "Вестингауз". Но теперь мы учли тот горький опыт. Аналогичная ситуация и в Бушере, там достраиваем станцию, а затем будем обеспечивать ее топливом.
    – Значит, удалось все-таки реализовать планы 90-го года?

В цехе завода "Элемаш", где производятся твэлы

    – Не совсем. По топливному циклу, пожалуй, да. Но ситуация теперь иная. Думаю, под эгидой министерства должны находиться хозяйственные структуры, но действовать они обязаны самостоятельно. Иное дело создание оружия и оружейный комплекс. Здесь должно быть прямое руководство Минатома. Фундаментальные проблемы – наука и оружие – питаются из бюджета. Тут не до коммерции. Таким образом, в рамках Минатома уже существуют разные структуры и это, на мой взгляд, отвечает потребностям нынешнего дня.
    – А как же рудники, обогатительные заводы, что находятся в Украине, Средней Азии и Казахстане?
    – Интерес, безусловно, представляет Казахстан...
    – Шевченко?
    – Там нет урана. Раньше там добывали четыреста тонн в год. Это отложения морского ракушечника, и они постепенно уходят все глубже и глубже. Этот район интересен не с точки зрения добычи урана. Считалось, что добываются уран и параллельно редкоземельные металлы. Но на самом деле все наоборот. Там уникальная группа металлов. Все они нужны в Европе и в мире. Так что Шевченко ценен не ураном, а редкоземельными элементами. В Казахстане очень ценен и Степногорск. Кстати, с помощью подземного выщелачивания можно резко "облегчить" добычу урана, т. е. избавиться от шахтного способа. И в Казахстане новый метод опробован – он доказал свою эффективность. Если сегодня цена урана 35 – 40 долл. за килограмм, то там сырье обходится в 12 – 15... А розничная цена в мире сегодня порядка 20 долл. за килограмм. Вот и судите, где выгодно добывать уран?

    Танталовы муки

    – Вы всю жизнь занимались ядерным топливом?
    – Да, специализировался на ядерных материалах в Челябинске-40. Позже я попал в Усть-Каменогорск, работал по урану довольно долго. А потом через некоторое время был направлен начальником цеха по танталу и ниобию. Это металлы, которые шли в космос и на подводные лодки. Процесс получения тантала и ниобия очень сложен. Разделение тантала и ниобия – мучительный и необычно тонкий процесс, не случайно ведь существует выражение "танталовы муки". Это относилось к мифическим героям, но испытать их в полной мере выпало нам. В Усть-Каменогорске я проработал 19 лет, пройдя от мастера-дублера до начальника производства. А потом меня перевели директором комбината в Глазов. Пять лет там проработал.
    – В Глазове я бывал в конце 60-х. Там создавалось циркониевое производство...
    – Ну, а при мне это была программа "Большой цирконий". И другие направления тоже. То есть все новые материалы для атомной промышленности – цирконий, кальций, обедненный уран и другие, в том числе и все, что связано с оружием. А потом я оказался в Электростали, директором завода. Потом уже был начальником главка в министерстве, заместителем министра, чуть позже – министром, а затем первым заместителем, потому что чуть раньше должность первого заместителя я "перескочил", а это в нашем ведомстве недопустимо.
    – Может создаться впечатление, что вы занимались сугубо "гражданской ветвью" атомной индустрии. Но ведь это не так?
    – В те времена на первом месте стояло оружие. Все комбинаты и заводы, на которых я работал, в первую очередь выполняли оборонные заказы. Интенсивная работа над оружием стимулировала развитие нашей отрасли, однако очень жаль, что выходов в мирную, гражданскую продукцию было немного. Этому тогда не уделялось достаточного внимания. И в этом одна из причин, что с конверсией сейчас мы испытываем большие трудности. К примеру, создание разделительных производств – большое достижение науки и техники. И до сегодняшнего дня ни США, ни Франция не имеют таких производств. Они уступают нам довольно значительно. Значит, интеллектуальные возможности были у нас огромные, но они направлялись лишь в одном направлении. А надо было работать шире, по многим направлениям – тогда бы нам сегодня было намного легче.

Таблетки из урана

    – Как известно, в США и СССР были созданы мощная атомная промышленность и суперсовременные научные центры. Уровень приблизительно одинаков: в чем-то они опережают нас, в чем-то мы их. Но почему затраты у нас в десятки раз меньше?
    – Дело не только в том, что мы платили меньше, чем американцы, ученым или из-за того, что использовали труд заключенных. Эти факторы, конечно же, тоже необходимо учитывать. Но на первом месте я все-таки назвал бы иное: создание и использование новейших технологий. В России ведь огромное число очень талантливых и трудолюбивых людей. Причем они не гонятся за большой оплатой, а прежде всего получают гигантское моральное удовлетворение от сделанного. Это наиважнейшее свойство нашего характера. Разумеется, и дисциплина была. Плюс к тому – тень минувшей войны, в которую страна вступила неподготовленной. А потому новой ошибки допустить было нельзя.
    – А когда у вас был самый счастливый день? В Челябинске-40, в Усть-Каменогорске, Глазове или Электростали?
    – Много было таких дней... Но особо запомнилась оценка нашей работы по танталу – присуждение Государственной премии. Восприняли мы награду радостно – ведь жили и работали в глубинке.

    Чернобыль многому научил

    – "Застоя" в нашей отрасли не было, – подчеркивает Виталий Коновалов. – Сначала работа над оружием, потом атомная энергетика, освоение новых материалов, новейших технологий. Вспоминается мудрый Александров. На одной конференции кто-то упрекнул, дескать, "очень дорого стоит такой-то материал". На это Анатолий Петрович ответил: "Когда-то алюминий стоил почти как золото. Но наши отцы все-таки выпускали его, работали над технологией. Неужели мы будем глупее наших предков?" В общем-то простые слова сказал академик, но за ними суть развития новой техники, в том числе и в нашей отрасли.
    – Но ведь нынче говорят о "крахе атомной энергетики"?
    – Я не могу с этим согласиться. Да, Чернобыль нанес удар по атомной энергетике. Но и многому научил атомщиков. Сегодня наша отрасль находится на мировом уровне. Специалисты в разных странах очень высоко оценивают и наши комплектующие, и наше ядерное топливо, и наши предприятия. Я не могу сказать, что наши заводы – самые лучшие в мире, но то, что они находятся на переднем рубеже, – бесспорно.
    – Можно ли говорить, что "его величество твэл" сегодня становится "звездой", затмевая атомную бомбу?
    – Естественно, на первое место выходит атомная энергетика. Основные работы и исследования по созданию ядерного оружия осуществлены. Однако нужно обязательно поддерживать высокий научный и производственный потенциал. Необходимы также мобильные центры и группы, которые совершенствовали бы ядерное оружие, делали его современным. Конечно же, такого масштаба материальные и интеллектуальные затраты, что были в прошлом, сегодня не нужны. Но внимание к обеспечению оружейного комплекса совершенно необходимо. И государство не должно об этом забывать ни на минуту. С другой стороны, на базе фундаментальных разработок, осуществленных для нужд оружия, нужно развивать мирные направления.