Василий Михеев
Заместитель директора Института Дальнего Востока РАН, доктор экономических наук

    XVI съезд КПК закрепил на высшем партийном уровне наметившиеся в последние годы тенденции экономического и политического развития Китая в направлении глобализации и либерализации китайской экономики, постепенной демократизации общества, но при сохранении всей полноты власти в руках КПК. Не было принято каких-либо неожиданных решений. В то же время все они, разработанные в подготовительный период, имеют для страны стратегическое значение, содержат принципиальные политические и идеологические новации, на которые китайское руководство вынуждено идти вслед за трансформацией национальной экономики в рыночном направлении. Главными результатами съезда стали:
    – в высшем руководстве – смена власти, приход так называемого «четвертого» поколения руководителей, вслед за поколениями Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина и Цзян Цзэминя;
    – в политике – включение в Устав КПК концепции Цзян Цзэминя о «трех представительствах», допускающей возможность для представителей частного бизнеса вступать в партию и занимать в ней руководящие посты;
    – в идеологии – вместо социалистических и коммунистических ориентиров выдвижение концепции «общества среднего достатка» – «сяокан».
    Съезд не внес каких-либо значимых нововведений в экономическую стратегию и внешнюю политику, сохранив преемственность прежнего курса и, с другой стороны, возложив на новых лидеров ответственность за формулирование будущего курса. Ключом к пониманию логики мышления и мотивации принятия решений китайскими лидерами является понятие «стабильность». По своему опыту знающее о трагедиях «культурной революции» 60-х годов, кризиса политической власти 70-х, поставившего страну перед опасностью гражданской войны, студенческих волнений 1989 года, высшее руководство во главу своих действий ставит именно задачу сохранения социальной и политической стабильности более чем миллиардного китайского общества. Лидеры КНР прекрасно понимают, что она является гарантией и условием сохранения власти в руках КПК. Но для обеспечения стабильности нужны высокие темпы экономического развития, постоянно осязаемое людьми улучшение социальных условий их жизни и единство или по крайней мере поддержание его видимости в высшем эшелоне власти.
    Основой сохранения политической власти в своих руках китайское руководство считает поддержание баланса между реформой, развитием и стабильностью на основе стратегических рыночных постулатов Дэн Сяопина, положившего в глазах современных лидеров страны конец хаосу и смуте. Именно этим объясняется, с одной стороны, мирная смена высшей власти в КПК: новый китайский руководитель Ху Цзиньтао был «назначен» преемником Цзяна еще самим Дэн Сяопином, видимо, не до конца верившим в возможность последнего самостоятельно найти наиболее подходящие кадры для продолжения реформ. Отсюда – и дружный уход поколения 70-летних, кому-то, но не самим китайцам, возможно, показавшийся неожиданным. С другой – постепенность в проведении политических преобразований, назревших с появлением класса частных предпринимателей и широким выходом в международную информационную компьютерную сеть более 60 млн китайских интеллектуалов.
    В восприятии лидеров КНР демократия не сводится к процедуре выборов, а является еще и одним из способов поддержания стабильности. Более того, сама демократическая процедура предполагает не только право выбирать руководителей, но и ответственность за свой выбор. В стране, где почти 800 млн человек представляют собой полуграмотное крестьянство, шоковый переход к демократическим выборам чреват политической дестабилизацией. Учитывая, что последняя угрожает безопасности соседей, и принимая во внимание нынешний экономический вес Китая, неспешную, но обеспечивающую стабильность демократизацию китайского общества можно рассматривать в значительной степени приемлемой для мирового рыночно-демократического сообщества.
    Вместе с тем было бы неправильно как не замечать новаций XVI съезда КПК, так и излишне переоценивать их значение. В документах и материалах съезда для тех членов КПК и слоев китайского общества, которые хотят это видеть, сохранена коммунистическая, марксистская и маоистская риторика. А для ультралевого спектра партии и общества – еще и пассажи о «революционности» и «построении коммунизма». Теория «трех представительств» трактуется в разъяснениях как личный вклад Цзян Цзэминя в развитие «теории Маркса, Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина». Впрочем, возможность многопланово интерпретировать решения съезда может быть объяснена как китайской традицией, впитавшей в себя, к примеру, в бытовых отношениях компоненты нескольких религий, так и все тем же стремлением к стабильности, пусть даже ценой недоговоренности и двусмысленности. Попробуем проанализировать значение XVI съезда КПК для развития идеологической, политической и экономической ситуации в Китае и формирования его внешней политики.

    «Сяокан» вместо коммунизма
    Тем, что заслуживает пристального внимания, представляется концепция «сяокан», провозглашающая задачу построения «общества среднего достатка». КПК как бы вбрасывает населению новый лозунг с тем, чтобы не допустить образования идеологического вакуума в условиях, когда все большая часть китайцев, вслед за развитием национального рынка, интеграцией экономики в мировое капиталистическое хозяйство и вовлечением многих граждан в глобальное информационное пространство, с возрастающими скептицизмом, равнодушием и даже раздражением относится к идеям социалистической перспективы.
    Понятие «сяокан» уходит корнями в ХI – VI века до н.э. Согласно концепции, уточненной Конфуцием применительно к проблемам государственного строительства, это – «уютное для жизни» и «упорядоченное» общество, основанное «на дружных семьях». «Общество среднего достатка», по древним воззрениям, представляет собой отправной момент для движения к высшей стадии развития – «датун», когда нет классового расслоения, «все равны и свободны».
    В политический оборот понятие «сяокан» вернул Дэн Сяопин в 1984 году, вероятно, с целью придать прагматичные очертания новому курсу модернизации и реформ, пришедшему на смену маоистской уравниловке. В трактовке Дэна построение общества среднего достатка означало достижение уровня ВВП на душу населения в 800 долл. В 1987 году XIII съезд КПК охарактеризовал «сяокан» уже как «очередной этап на пути социалистической модернизации». На XVI съезде, исходя из нынешнего уровня ВВП на душу населения в 1000 долл., было констатировано, что в Китае «в основном» построено общество среднего достатка. Имеется в виду, что не все население Китая, а лишь его городская, наиболее преуспевшая часть достигла состояния «сяокан». Доход же сельских граждан не превышает 300 долл. в год. Поэтому поставлена задача к 2020 году достичь «среднего достатка» для всего населения. Заданы главные параметры такого общества:
    – увеличение ВВП страны в 4 раза по сравнению с нынешним, т.е. в подушевом исчислении примерно в 3000 – 3500 долл.;
    – развитие «социалистической демократии» и создание «более совершенного общества» на основе верховенства закона;
    – обеспечение современного по мировым стандартам уровня развития науки, техники, здравоохранения;
    – обеспечение устойчивого развития КНР на основе поддержания баланса между экономическим ростом и экологией.
    Разработку уходящих корнями в китайскую историю основ идеологии, а не концепций наподобие «развитого социализма» можно трактовать как постепенную подмену коммунистической идеологии национализмом или же прагматизмом. В пользу первой оценки происходящего свидетельствуют и другие ориентиры, такие, как превращение страны в мощную мировую державу, увеличение «совокупной мощи» китайского государства. В пользу второй – введение в понятие «общества среднего достатка» рациональных критериев, соответствующих задачам, которые стремится решать весь мир. Как представляется автору, о новой китайской идеологии можно говорить, скорее, как о «прагматично-националистической».
    Смещение акцентов в идеологических установках потребовало от КПК уточнения своей сути как классической политической партии. Именно в этом контексте, а не в том, что Цзян Цзэминь захотел войти в историю наравне с Мао и Дэном, резонно рассматривать утвержденную на съезде и внесенную в устав партии концепцию «трех представительств». Она подразумевает, что КПК превратилась в партию, которая представляет и передовые производительные силы, и передовую китайскую культуру, и коренные интересы широких слоев народа. В официальной трактовке «первое представительство» как раз и дает право капиталистам, бизнесменам вступать в партию и занимать в ней руководящие посты.
    С точки зрения ортодоксального марксизма, это означает «ревизионизм» и потерю партией «классовой сущности», на что и указывали ортодоксы в ходе предсъездовских дискуссий. В целях внутрипартийной стабильности в уставе в одном абзаце с идеей «трех представительств» сохранены тезисы о том, что КПК является «авангардом рабочего класса» и одновременно «авангардом китайского народа», а также классическая для компартий цель «осуществления коммунизма». Парадоксальная способность идеологической эклектики обеспечивать политическую стабильность в Китае объясняется, в первую очередь, тем, что и в партии, и в стране сторонники ортодоксального марксизма – маоизма, сохраняя существенный вес, не имеют реальной финансовой, административной и политической власти.

    Сценарий политических реформ
    Другой проблемой, с которой столкнулось китайское руководство в преддверии съезда и которая нашла отражение в его материалах, стала проблема демократизации страны. Руководство КПК уже не может не обращать внимание на тот факт, что, согласно опросам, треть членов партии считает сегодня политическую реформу в Китае более важным делом, чем реформу экономическую. Стремясь как-то отреагировать на ситуацию, КПК предпринимает следующие шаги.
    Во-первых, вбрасывается тезис об отделении идеологии от экономики. В идеологии и политике продолжаются реверансы в сторону консерваторов и ортодоксов: именно для их успокоения настойчиво декларируется тезис о строительстве социализма с китайской спецификой, отрицается демократический принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную и подтверждается сохранение руководящего положения КПК. Экономика же всецело передается в ведение технократов.
    Во-вторых, продолжается начатая в 90-е годы реформа снизу, допускающая демократическую процедуру выборов местных властей на самом начальном – волостном и поселковом уровнях государственного управления.
    В-третьих, предпринимается попытка оживить деятельность восьми политических партий Китая, формально независимых, но на деле работающих под диктовку КПК. Правда, это больше рассчитано на благосклонную реакцию внешнего мира.
    В-четвертых, намечается постепенное изменение структуры политической власти в КНР, связанное с концепцией «трех представительств».
    Конечно, пока речь идет не более чем о допуске частных предпринимателей в высшие эшелоны власти, т. е. о логическом продолжении уравнивания в конституционных правах частного и государственного секторов экономики, осуществленного в 1999 году. Однако этот шаг КПК дает почву для прогнозов. Вполне вероятен, например, такой сценарий развития, при котором сначала в партии проявятся и окрепнут интересы частного капитала и среднего класса. Затем они найдут организационное оформление в различных внутрипартийных группах и фракциях, официальных или существующих де-факто. Дальше в результате борьбы либо произойдет раскол КПК, либо окончательно трансформируется ее социальная сущность.
    Такой сценарий развития событий вовсе не обязательно приведет к краху партии. Опасаясь повторения печального опыта КПСС, КПК вместе с тем видит примеры сохранения монополии на власть одной партии в течение многих десятилетий в условиях успешного функционирования рыночной, интегрированной в мировое хозяйство экономики. Это – ЛДП в Японии, Гоминдан на Тайване, партии военных под разными названиями в Южной Корее и др.
    И все же у КПК, и ее XVI съезд подтверждает это, сегодня нет ясной, прозрачной стратегии политического реформирования общества вслед за реформой экономической. В этом, пожалуй, кроется основное противоречие. Суть его в следующем. Главное условие укрепления власти КПК в стране с более чем миллиардным населением – поддержание экономического роста. Пока партия доказывает, что она способна справиться с задачей, ее позиции остаются прочными. Вместе с тем главными факторами роста КНР выступают вхождение страны в мировое рыночное поле, либерализация национальных финансов, приватизация государственных предприятий, рост частного капитала. А развитие страны на этой основе неизбежно приводит к противоречию между экономическим плюрализмом и монополией партии на власть.
    Было бы неверным считать, что данное противоречие разрешимо лишь через политический кризис, хотя такой вариант развития событий исключать нельзя. У КПК есть шанс как можно дольше использовать свою нераздельную власть для сохранения стабильности в обществе, пока такого рода стабильность продолжает обеспечивать продолжение реформ, хозяйственный рост и интеграцию в глобальную экономику. Превращение Китая в развитое и процветающее государство (условно говоря, на уровне Южной Кореи и Тайваня 80-х – 90-х годов, когда в этих странах начался процесс демократизации) создаст социальную основу, на которой либо будет реализован градуалистский вариант политических реформ в Китае, либо общество более-менее спокойно перенесет кризис, сопровождающий достаточно быстрые политические трансформации.

    Экономические приоритеты
    Касаясь экономического развития Китая, XVI съезд КПК подтвердил достигнутые за последние 13 лет успехи (Цзян пришел к власти в 1989 году), а также выдвинул задачу увеличения ВВП в 4 раза, что и должно стать материальной основой достижения главной программной цели на ближайшие 20 лет – построения «общества среднего достатка». Среднегодовые темпы прироста ВВП, таким образом, предусматриваются на уровне 7 – 8 % в год, как уже зафиксировано в десятом пятилетнем плане экономического развития КНР на 2001 – 2005 годы. Съезд вновь подтвердил уже принятые и реализуемые восемь приоритетных направлений экономического развития КНР:
    – использование интенсивных факторов роста на основе применения новых технологий;
    – урбанизация сельской экономики и повышение уровня жизни сельского населения;
    – государственное стимулирование развития наиболее отсталых западных районов страны;
    – осуществление реформы государственных предприятий и развитие частного производства;
    – повышение эффективности государственного макроэкономического регулирования на основе признания ведущей роли рынка;
    – реформа системы социального обеспечения на основе рыночных принципов;
    – продолжение глобализации китайской экономики, в том числе более активный выход страны на мировые рынки с использованием новых возможностей, которые открывает вступление в ВТО;
    – обеспечение максимально полной занятости населения.
    В области экономики съезд не внес чего-то принципиально нового по сравнению с планом десятой пятилетки. Из тех нюансов, что заслуживают особого внимания, можно выделить программный тезис о равенстве трудовых и нетрудовых легальных доходов. Имеются в виду, прежде всего, доходы от собственности и капитала. На пути к созданию в Китае полноценного капиталистического рынка этот шаг стал, по сути, признанием уже существующих в стране реалий, когда часть населения живет на легальные, хотя и «нетрудовые» доходы.
    В дни работы съезда китайское правительство параллельно приняло ряд мер по либерализации финансового сектора страны. Банкам, работающим в деревне, было позволено перейти от административно фиксированной к рыночно устанавливаемой, плавающей процентной ставке. Иностранным инвесторам разрешено участвовать в торгах акциями категории «А», что означает серьезный шаг на пути открытия китайского фондового рынка. Дело в том, что в Китае существует два рынка акций: типа «А» – для резидентов и типа «Б» – для нерезидентов. Соотношение объема торгов на них примерно 9:1 в пользу рынка акций для резидентов. Подобное разделение, конечно, ограничивало возможности иностранного капитала осуществлять портфельные инвестиции, но, с другой стороны, защищало китайский фондовый рынок от спекулятивных атак иностранцев. В начале 2002 года Китай разрешил резидентам работать с акциями категории «Б», а теперь, позволив зарубежным инвесторам действовать на рынке «А», сделал еще один важный шаг на пути к созданию единого фондового рынка.
    В дни съезда китайское руководство отметило также годовщину вступления в ВТО, подчеркнув, что этот шаг позволил стране, несмотря на стагнацию мировой экономики, поддержать высокие темпы роста и в 2002 году: ВВП – около 8 %, экспорта – примерно 15 %.

    Против гегемонизма и терроризма
    В вопросах внешней политики, как и экономики, XVI съезд КПК подтвердил уже осуществляемый курс Пекина. Его суть в том, что Китай готов по-новому подходить к международным отношениям и строить их на основе партнерства с мировыми центрами силы, а не в противодействии им. Пекин считает мирное развитие «лейтмотивом современной эпохи» и исходит из того, что внешняя обстановка является благоприятной для развития китайских реформ.
    В отражение китайской позиции по отношению к терроризму, созвучной с позицией большинства стран мира, на съезде был озвучен тезис о готовности КНР вместе с другими странами вести борьбу против терроризма «во всех его формах». Под последним, впрочем, Китай подразумевает, прежде всего, «Фронт освобождения Восточного Туркестана», выступающий за независимость северо-западных районов Китая и имеющий свои организации в Европе и Центральной Азии. Произошедшее незадолго до съезда включение «Фронта» Соединенными Штатами в список террористических организаций стало той уступкой Пекину, на которую он прореагировал жесткими формулировками по вопросам терроризма, предусматривающими «радикальные меры» по «предотвращению и подавлению террористических акций» и «всемерному устранению истоков терроризма».
    С другой стороны, в озвученной на съезде внешнеполитической концепции КНР содержатся тезисы, уходящие корнями в недавнее прошлое, когда Китай стремился взять на себя роль лидера развивающихся стран в борьбе с международным гегемонизмом. Цзян Цзэминь охарактеризовал современный международный политический и экономический порядок как «несправедливый» и «не изменившийся в корне». В этом контексте он дал вторую, в каком-то смысле противоречащую только что приведенной, характеристику современного мира как «очень неспокойного», создающего человечеству «многообразные суровые вызовы». К последним, наряду с терроризмом, Цзян отнес появление «новых форм гегемонизма в политике», намекая на США, а также – на «локальные конфликты на основе национально-религиозных противоречий», приграничные и территориальные споры, большую разницу в уровнях развития Севера и Юга.
    Цзян видит перспективы развития международных отношений в их демократизации. На съезде были повторены известные китайские тезисы о том, что под «демократизацией и справедливостью» понимается сохранение многообразия мира и множественности моделей развития стран, экономическое сотрудничество, совместное развитие и взаимное цивилизационное и культурное обогащение, решение политических проблем через консультации, без применения оружия и даже без угроз этого. В несколько переиначенной форме повторен и тезис о невмешательстве во внутренние дела, которые в каждой стране «решаются ее собственным народом», а «дела планеты – на основе равноправных консультаций всех стран».
    Заслуживают внимания акценты, расставленные Цзяном в задачах для китайской дипломатии. Это, прежде всего, активизация роли КНР в ООН и других глобальных и региональных организациях. Тем самым закреплена практика последних 2 – 3 лет, когда Китай, прежде делавший ставку на двусторонние отношения, в ответ на вызовы глобализации приступил к разработке и осуществлению инициативной многосторонней дипломатии. Это обусловило не только вступление в ВТО, но и активизацию КНР в Форуме Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества, в создании Шанхайской организации сотрудничества, формировании механизма консультаций в формате АСЕАН плюс три (Китай, Япония, Южная Корея), зоны свободной торговли АСЕАН плюс Китай и др.
    В региональных и страновых приоритетах, опять же без упоминания, что оставляет Пекину резервы для внешнеполитического маневрирования, предпочтение было отдано, в первую очередь, развитым странам, затем – дружественным соседям, куда, вероятно, попадает и Россия. А далее шла речь об отношениях со странами «третьего мира». Подобная дипломатическая иерархия весьма точно отражает экономические интересы и потребности Китая на мировом рынке.
    Как и ожидалось, особое место на съезде было отведено тайваньской проблеме. Здесь также подтвержден жесткий подход, категорически настаивающий на концепции «одного Китая» и не исключающий применения военной силы в случае провозглашения Тайванем независимости. Цзян Цзэминь повторил тезис о принципах объединения: «одно государство – две системы», аргументируя его реализуемость успешным опытом воссоединения с Гонконгом и Макао. Если говорить о нюансах, можно выделить ставку на развитие экономической интеграции и культурного сотрудничества с Тайванем как механизма постепенного «встраивания» его экономики и общества в китайское. Цзян провел водораздел между тайваньским народом, который, по его мнению, желает объединения, и раскольническими силами внутри Тайваня и «за рубежом». Впрочем, какая страна поддерживает идею независимости острова, не конкретизировано, чтобы, насколько это возможно, не портить с внешним миром отношений. Не прокомментирована на съезде и тайваньская концепция объединения, предусматривающая возможность повторения гонконгского варианта, но только в случае демократизации китайского общества. Учитывая признание китайским руководством необходимости политических реформ, такой вариант теоретически мог бы устроить Пекин. Но, похоже, уходящее с политической сцены поколение китайских лидеров решило оставить решение этого вопроса своим преемникам.

    Вероятно, возможны противоположные оценки значимости XVI съезда КПК – в зависимости от того, анализировать ли результаты съезда с позиций внутрикитайского развития или с точки зрения того, насколько ближе стала страна к рыночным демократиям. Имея в виду смену высшего эшелона власти, фактическое замещение идеологизированных экономических целей концепцией «общества среднего достатка», разрешение капиталистам вступать в партию и занимать в ней руководящие посты, можно сказать, что съезд был эпохальным. Если же обратить внимание на партийный, а не общедемократический механизм смены власти, сохранение ортодоксальной коммунистической риторики и старых внешнеполитических установок, на отношение к правам человека, то сделан лишь небольшой шажок вперед. Наверное, оба вывода имеют право на существование. По сути, это лишь две стороны одного процесса – модернизации Китая в условиях экономической и политической глобализации.
    Главное, пожалуй, состоит в том, что съезд не создал реальных военно-политических угроз безопасности мира и России. Более того, спокойной сменой власти, продолжением либерализации экономики, началом политических реформ, пусть и медленных, съезд вызвал новые позитивные ожидания. Мировому сообществу предоставлены весомые основания прогнозировать внутриполитическую стабильность и экономический рост Китая в краткосрочной и среднесрочной перспективе, а также рассчитывать на него как на партнера в международной антитеррористической борьбе.
    С другой стороны, итоги работы съезда позволяют ожидать усиления международной экономической и политической конкурентоспособности Китая и повышения его активности в глобальных и региональных делах. Это представляет серьезный вызов и России, и другим странам. Предстоит искать новые механизмы взаимодействия с «выходящим за пределы своих границ» Китаем. Для нашей страны встает насущная проблема реструктуризации российско-китайских отношений «стратегического партнерства», сложившихся по логике «сдерживания США», выстраивания новых механизмов взаимодействия в треугольнике Россия – США – Китай на основе совместной борьбы с терроризмом и ответственности за глобальную и региональную безопасность и соразвитие.
    Общий вывод таков: после XVI съезда КПК у мирового сообщества стало больше оснований для сотрудничества с Китаем на прагматической основе и вовлечения его в создание новой мировой архитектуры на базе стратегической заинтересованности Пекина в сохранении как внутриполитической, так и международной стабильности.