Юрий Шишков
Доктор экономических наук, профессор Института мировой экономики и международных отношений РАН

    К концу уходящего столетия в мировой экономике отчетливо обозначились две ключевые тенденции: глобализация и деполяризация. Обе они самым непосредственным образом затрагивают Россию и предопределяют ее экономическую стратегию.

    Единство, но не равенство
    Ставшее употребительным понятие "глобализация" означает качественно новый этап интернационализации жизни страновых организмов. Если говорить об экономическом аспекте, то новизна состоит прежде всего в том, что интернационализация, в прошлом локализованная преимущественно в наиболее развитых регионах мира, приобрела планетарные масштабы. Этот процесс охватил индустриально мощные и развивающиеся регионы, страны с классическим рыночным механизмом и переходные экономики, крупные державы и небольшие государства.
    Для предпринимательства мир стал единым. Благодаря успехам кибернетики и дальней связи экономическая информация распространяется в режиме реального времени. Это позволяет почти везде и сразу принимать деловые решения с учетом динамики цен, издержек производства, учетных ставок и множества других экономических факторов, что делает глобальный бизнес интенсивным и высокоэффективным.
    К 1999 году средняя экономическая открытость (отношение внешнеторгового оборота к объему ВВП) всех стран мира достигла 36,5 %. Если учесть при этом внешнюю торговлю транспортными, туристическими и прочими услугами, то доля ВВП, проходящая через международный оборот, составляет теперь около 46 %, а с учетом международных трансакций прямых и портфельных инвестиций заметно превышает половину мирового валового продукта. Правда, экономическая открытость у малых стран гораздо выше, чем у крупных, так как последние располагают значительно более емкими внутренними рынками. Если в США в 1997 году доля внешней торговли товарами в ВВП составила 21,3 %, то во Франции – 43,9, в Германии – 54,3, в Австрии – 69, в Дании – 74,5 %.
    Может показаться, что в условиях глобализации крупным странам живется легче, поскольку необходимость приспосабливаться к мировым экономическим реалиям у них не столь настоятельна. В действительности же все сложнее. Малые страны благодаря активному участию в международном разделении труда и других хозяйственных процессах получают относительно больше выгод от такого участия и, как правило, развиваются быстрее.
    Немало зависит от того, какими природными ресурсами и в каком объеме располагает та или иная страна. Чем их больше, тем охотнее она специализируется на экспорте топлива, металлов, иного сырья и полупродуктов в обмен на импорт готовых изделий. Между тем структура мирового спроса быстро и неуклонно перемещается в сторону готовых изделий, в первую очередь машин и оборудования. Сырьевые товары и полупродукты, как и сельскохозяйственные товары, все более оттесняются (табл. 1). Чтобы успешно вписаться в глобальный рынок и получать там свою долю дохода, каждая страна стремится продвинуться вверх по ступеням технического прогресса, догоняя ушедших вперед.

    В ближайшие десятилетия в странах, являющихся авангардом мировой экономики, продолжатся тенденции к быстрому развитию электроники, информатики, биотехнологий, в том числе генной инженерии, дальнейшему возрастанию удельного веса высокотехнологичной производственной и бытовой техники, транспортных средств, конструкционных материалов, химических продуктов, медикаментов и тому подобных готовых изделий. Возможно, еще быстрее в их ВВП будет повышаться доля высокотехнологичных информационных, коммуникационных, транспортных и других услуг.
    В таких условиях, по всей вероятности, сохранится или даже ускорится "сброс" из развитых в менее развитые страны морально устаревших технологий, не говоря уже о трудоемких, ресурсоемких и экологически неприемлемых производствах. Периферийные страны мирового хозяйства в меру собственного технико-экономического развития и уровня квалификации национальных кадров будут, как и прежде, впитывать те или иные обкатанные технологии, более или менее успешно догоняя государства, ушедшие вперед. Вся многоярусная геоэкономическая конструкция эшелон за эшелоном станет эволюционировать от низших ярусов производства (сельское хозяйство, добыча руд, минералов и топлива) к более высоким индустриальным и постиндустриальным ступеням.

    Догонять своим путем
    Что в этом плане ожидает Россию? За годы перехода к рыночной экономике ее открытость по отношению к внешнему миру возросла и в 1998 году достигла 22,6 %. Это дает как плюсы, так и минусы. Самый очевидный плюс – резкое увеличение экспорта топлива, металлов, минеральных удобрений и других базовых товаров, что позволило держаться на плаву ряду отраслей российской промышленности, получать устойчивые экспортные доходы, пополнять бюджет и тем самым поддерживать общий тонус экономики. Ведь с 1991 по 1998 год реальный валовый продукт России сократился на 44,3 %, тогда как физический объем экспорта возрос на 27 %.
    Другая проблема состоит в том, что внешний рынок предъявляет спрос, главным образом, на российские топливно-сырьевые ресурсы и полупродукты, почти не принимая наших готовых изделий из-за их низкой конкурентоспособности. Тем самым объективно закрепляется топливно-сырьевая специализация России, которая оттесняется, таким образом, в ряды развивающихся стран. В 1998 году доля минерального сырья и топлива в общем объеме российского экспорта в дальнее зарубежье составила 44,2 %, металлов и металлоизделий – 30 %, машин, оборудования, приборов, транспортных средств (включая военную технику) – не более 9,3 %. Чтобы не оказаться в числе периферийных стран, предстоит приложить немало усилий для повышения технологического уровня обрабатывающей промышленности.
    Россия врастает в мировую экономику и по линии импорта, особенно продовольственных товаров, машин, оборудования, электротоваров, бытовой техники, парфюмерии и косметики. Это позволило быстро насытить внутренний рынок. Зависимость от зарубежных поставок товаров бытового назначения особой опасности для России не представляет.
    Гораздо серьезнее обстоит дело с импортом продовольствия и оборудования. В результате сокращения отечественного сельскохозяйственного производства с 1990 года почти на 43 % даже сравнительно небольшое увеличение импорта привело к тому, что доля внешних поставок мяса и других пищевых товаров во внутреннем потреблении превысила 50 %, перекрыв допустимый предел продовольственной безопасности. Нечто подобное происходит на рынке станочного оборудования. Будучи в прошлом одной из ведущих мировых станкостроительных держав, Россия к 1998 году сократила производство станков до 17 % от уровня 1990 года. Но и эта продукция изготавливается в основном для поставок в развивающиеся страны. Внутренние же заказы на отечественные станки почти отсутствуют.
    В мировую финансовую систему Россия врастает прежде всего в качестве заемщика: долг увеличился с 95,3 млрд. долл. (унаследованных от СССР) до 134,7 млрд. долл. на конец 1999 года. В условиях рыночной экономики в долг живут все государства: самым большим должником в мире являются США, государственный долг которых достигает сегодня около 5,5 трлн. долл. Но для США и других развитых стран Запада внешние заимствования не опасны, так как здесь давно сложились прочные финансово-банковские институты, способные не только заранее предвидеть надвигающиеся неприятности, но и оперативно принимать меры защиты. В России же кредитно-финансовая инфраструктура слаба. Поэтому финансовый шторм не только в одночасье развалил ее банковскую систему, но и вынудил правительство объявить дефолт.
    Словом, врастание России в мировую экономику – процесс сложный и небезопасный. Он похож на выход в открытое море корабля, десятилетия простоявшего у причала. Чтобы не напороться на рифы, нужен опытный лоцман. Такового на российском корабле пока не оказалось.
    Но у России уже нет иного выбора, кроме продолжения курса на врастание в мировую экономику, приспособления к реалиям глобализации. Метод "догоняющего развития", как показывает опыт стран Юго-Восточной Азии и других регионов, может быть достаточно эффективным. Он предполагает ускоренное развитие импортозамещающих производств под прикрытием гибкого протекционизма, создание благоприятного климата для долгосрочных иностранных инвестиций в реальный сектор экономики.
    Однако предстоит не копировать опыт Южной Кореи или Тайваня, а найти собственный путь с учетом ряда принципиальных особенностей российской экономики. Специфика в том, что наряду с высокой долей в производстве и экспорте базовых товаров Россия располагает значительным научно-техническим потенциалом, сложившимся, в частности, в оборонных отраслях.
    В таких условиях предстоит решать две параллельные задачи: спасать (в первую очередь путем конверсии оборонных технологий) то, что еще осталось от прежнего научно-технического потенциала, и одновременно догонять передовые страны в остальных отраслях обрабатывающей промышленности и сферы услуг. И в том, и в другом случае потребуется длительный период государственной поддержки в форме льготных кредитов, торгового протекционизма, создания благоприятных условий для притока долгосрочных иностранных инвестиций и даже прямого бюджетного субсидирования. Особенно эффективной защиты от внешних конкурентов требует пищевая, легкая и фармацевтическая промышленность, станкостроение, многие другие подотрасли машиностроения, а также химической промышленности, выпускающие потребительские товары длительного пользования.
    Эти меры опеки над слабыми отраслями отечественной промышленности должны быть тщательно взвешенными, чтобы, с одной стороны, не создавать для них тепличных условий, в которых конкурентоспособность российских товаров и услуг невозможно довести до мирового уровня, а с другой – не осложнить процесс вступления России в ВТО и не лишиться тех возможностей доступа на мировые рынки, которые откроет перед нашими экспортерами присоединение к системе международных соглашений, определяющих "правила игры" на мировом рынке.
    Что касается отечественной добывающей промышленности, то она не нуждается в протекционизме. Однако топливно-сырьевые ресурсы России не беспредельны, и будет ошибкой полагаться на то, что они останутся в дальнейшем основным источником экспортных доходов. Эти ресурсы в ближайшей перспективе нужно использовать более рационально, чем сейчас, когда основная часть экспорта российских энергоносителей поставляется странам СНГ не только по льготным ценам, но и без надежды на своевременную оплату. Предпочтение здесь следует отдавать рынкам сбыта в дальнем зарубежье, как это уже просматривается в долгосрочной стратегии РАО "ЕЭС России".

    Поворот на юг
    В последние десять лет облик мировой экономики кардинально изменился. Ушла в прошлое двухполюсная структура мира. США стали гегемоном и не упускают возможности извлечь из этой ситуации максимальную для себя выгоду. Речь идет о политике Вашингтона и в Латинской Америке, и на Ближнем Востоке, и в Азиатско-Тихоокеанском регионе, и даже в районе Каспия.
    Но такая геополитическая и геоэкономическая ситуация недолговечна. Прекращение "холодной войны" существенно изменило отношения внутри той части мировой экономики, которая противостояла мировому социализму. В условиях ракетно-ядерного противостояния США оставались бесспорным лидером западного мира. Это обеспечивало стабильность в некоммунистической его части, так как и Западная Европа, и Япония вкупе с молодыми азиатскими "тиграми" проявляли лояльность к США не только во внешней политике, но и в экономической сфере.
    Между тем технико-экономический потенциал стран Западной Европы и Юго-Восточной Азии неуклонно нарастает. Из младших партнеров заокеанского лидера эти регионы превратились в самостоятельные центры экономической мощи. И когда необходимость в американском "ядерном зонтике" отпала, испарилась и сплоченность вокруг США.
    Евросоюз последовательно превращается в целостный экономический организм с единой валютой, одновременно расширяется, охватывая другие европейские страны. На горизонте замаячил призрак самого мощного экономического соперника, с каким США когда-либо приходилось иметь дело.

    Достаточно взглянуть на табл. 2, чтобы убедиться в серьезности складывающейся ситуации. В 1990 году Евросоюз (тогда еще в составе 12 стран) по объему ВВП превосходил США, но не сложившуюся к тому времени зону свободной торговли США и Канады. К 1995 году расширенный Евросоюз превосходил по этому показателю не только США, но и все три страны, объединившиеся в Североамериканскую зону свободной торговли (НАФТА). По приблизительным оценкам, в 2000 году ЕС в составе 15 стран, по-видимому, несколько уступит НАФТА. С приходом еще 11 стран Восточной Европы, а также Кипра и Турции ЕС к 2010 году вновь может вплотную приблизиться к североамериканскому блоку. Словом, предстоит соперничество практически одинаковых по своей экономической мощи торговых объединений. Что же касается импортного потенциала ЕС, то он уже сейчас превосходит НАФТА в 2,6 раза, а к 2010 году это превосходство может еще больше возрасти.
    Это означало бы конец не только безраздельному доминированию США в мировой экономике, но и утрату жизненно важных геоэкономических позиций американского капитала, их ведущей роли в МВФ, Всемирном банке и т.п., а также существенное сужение возможностей американских экспортеров на открывающихся перспективных рынках Центральной и Восточной Европы.
    Геоэкономическая стратегия США потребовала кардинальной корректировки. И она не заставила себя ждать. Вашингтон не только в сжатые сроки создал НАФТА, но и инициировал в конце 1994 года процесс подготовки к формированию панамериканского торгового блока в составе 34 государств Северной, Центральной и Южной Америк – "Зоны свободной торговли Америк" (ЗСТА). С 1998 года развернулась активная разработка проекта соответствующего договора, который предполагается подписать не позднее 2005 года. Создание ЗСТА намечается завершить к 2010 году.
    Развитие ситуации в Западной Европе и Америке не могло оставить равнодушными руководителей Японии и других государств Юго-Восточной Азии. В 1989 году в Канбере учреждено Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество (АТЭС) в составе 12 стран, включая Японию, Южную Корею, шесть государств АСЕАН, Австралию, Новую Зеландию, США и Канаду. Обеспокоенный явно выраженной проазиатской ориентацией АТЭС, Вашингтон попытался в 1993 году перехватить инициативу и возглавить дальнейшее развитие событий.
    В какой-то мере президенту Б. Клинтону это удалось: на ежегодных саммитах АТЭС Соединенные Штаты играют одну из основных ролей. Но по причинам исторического, экономического и геополитического характера страны Восточной и Юго-Восточной Азии, составляющие основной ее массив, предпочитают ориентироваться не на Северную Америку, а на ведущие азиатские державы – Японию и (в перспективе) Китай. Поэтому есть основания полагать, что в ходе борьбы за лидерство в этом суперблоке Япония способна (возможно, в союзе с Китаем) одержать верх и подчинить стратегию всего АТЭС интересам Восточной и Юго-Восточной Азии.
    Все это бумерангом вернулось к ЕС. До самого последнего времени Евросоюз не рассматривал североафриканские и ближневосточные страны в качестве возможных кандидатов в члены своей группировки, поскольку, согласно ст. 237 Римского договора об учреждении ЕС, ходатайствовать о членстве могут лишь европейские государства. Соглашения об ассоциации, ведущие в конечном счете к полному членству в сообществе, заключались лишь с европейскими странами Средиземноморья: Грецией (1961 г.), Турцией (1963 г.), Мальтой (1971 г.) и Кипром (1973 г.).
    Однако в декабре 1989 года (то есть после создания зоны свободной торговли между США и Канадой) в ЕС была одобрена "новая средиземноморская политика". Она предусматривает активизацию поддержки экономического развития южных и восточных стран региона, поощрение частных инвестиций, дальнейшую либерализацию доступа товаров этих стран на рынок ЕС, углубление экономического и политического диалога на уровне всего Средиземноморского региона. К концу 1994 года была подготовлена программа средиземноморской политики ЕС, которая предусматривает заключение между ЕС и каждой из стран Южного и Восточного Средиземноморья (Алжиром, Марокко, Тунисом, Египтом, Израилем, Иорданией, Ливаном, Палестинской автономией и Сирией) договоров о создании в предстоящие 12 – 15 лет двусторонних зон свободной торговли, об укреплении других экономических связей между ними и налаживании устойчивого политического диалога.
    Продвижение в этом направлении идет не без трудностей. Но с наиболее подготовленными странами ЕС уже заключил далеко идущие соглашения об ассоциации. В июле 1995 года такое соглашение было подписано с Марокко, в ноябре – с Израилем, в январе 1996 года – с Тунисом, в ноябре 1997 года – с Иорданией. Ведутся или запланированы переговоры с Ливаном и Египтом. На очередной конференции 27 стран ЕС и Средиземноморья в апреле 1999 года в Штуттгарте определены меры по преодолению проблем, с которыми сталкива, по меньшей мере, три крупных торгово-экономических суперблока – западноевропейский, панамериканский и азиатско-тихоокеанский. Первоначальная фаза, когда в интеграционные комплексы объединялись лишь высокоиндустриальные страны, уступает место формированию новых торгово-экономических блоков с плотным ядром из индустриальных и постиндустриальных стран и рыхлой периферией из среднеразвитых государств – своего рода геоэкономические "галактики". Классическая западноевропейская модель односкоростного интеграционного процесса уходит в прошлое.

    Таким образом, в наступающем столетии России придется иметь дело с новой, гораздо более сложной геоэкономической ситуацией. Противопоставить трем суперблокам свой собственный – в рамках СНГ – Россия не сможет. Во-первых, потому, что надежды на реинтеграцию распавшегося постсоветского экономического пространства оказались нереальными. С годами это становится все более очевидно. Во-вторых, если бы даже каким-то образом продолжающуюся дезинтеграцию удалось повернуть вспять и создать в будущем хотя бы зону свободной торговли в формате 12 стран СНГ, такой экономический блок уступал бы по своей силе каждому из трех вышеназванных в несколько раз.
    Поэтому в своей геоэкономической стратегии Россия должна рассчитывать, главным образом, на свои собственные силы и искать оптимальные варианты взаимодействия с каждым из трех будущих суперблоков. Прежде всего, конечно, с евро-средиземноморским. Ведь с Европой ее издавна связывают исторические, культурные и экономические узы. В 1998 году на страны "старого света" приходилось 46,4 % российского экспорта (в том числе 32,6 % – на страны ЕС) и 42,6 % импорта (36,1 % из стран ЕС). Сравните: в том же году доля стран СНГ в нашем экспорте составила 19,2 %, а в импорте – 25 %. Удельный вес азиатских стран дальнего зарубежья в российском товарообороте пока не превышает 15 %, а американских – чуть больше 9 %.
    Ориентируясь на Европу, Россия не может даже в перспективе рассчитывать на вступление в ЕС. В отличие, скажем, от Украины, заявившей о своем намерении войти туда, Россия по своим габаритам никак не вписывается в строго выверенные и сбалансированные институциональные и правовые структуры Евросоюза. Точно так же, как не вписываются туда США. И в ЕС нас никто не ждет. Отношения России с ним могут сложиться лишь в виде той или иной модели ассоциации.